Сказки старого Вильнюса VI

– Что это у вас? Можно попробовать? – спрашивает ее строгий молодой человек с узлом волос на затылке. И, не дождавшись ответа, берет печенье.

– Осторожно, там бумажки, – говорит ему бариста. – С предсказаниями, не проглотите. Мне досталось очень смешное. А печенье вкусное – обалдеть.

– Пошло дело, – шепчет мне в ухо Нёхиси. Надо же, он сегодня, оказывается, при галстуке и в строгом черном костюме. Сумрачная элегантность гробовщика.

Мы сидим на дереве, через дорогу от кафе, где я оставил печенье. Следим за входящими и выходящими оттуда людьми. И ведем подсчет опророченных – на пальцах, для точности. Ради удобства Нёхиси временно отрастил еще две руки – голые, без рукавов. Мне даже смотреть на это безобразие холодно, а ему хоть бы хны.

– Смотри, какая игра завертелась, – говорю я ему. – Смотри, какая игра! Даже не ожидал, что будет так круто. Вот эта женщина – видишь? – зашла сюда в полном отчаянии, сама не зная, зачем, а вышла – натурально вылетела на крыльях. Даже не представляю, что ее так вдохновило? Витамины? Синее пламя? Ладно, неважно, главное результат. А этот толстяк крепко о чем-то задумался, похоже, его проняло. А помнишь ту парочку в самом начале? Такие хорошие дети, ссорились на пороге, а вышли уже в обнимку. Мы с тобой молодцы – такую отличную игру устроили, да еще в тот момент, когда я вообще ни черта не мог.

– Ну, теперь-то ты, похоже, пришел в себя, – улыбается Нёхиси. – Это самое главное.

– Да я-то как раз ладно, – отмахиваюсь. – Так или иначе пришел бы, куда я от себя денусь. Главное, игра у нас получилась. Игра важнее, чем я.

Сквер Лаздину Пеледос (Lazdynų Pelėdos skveras)

Хана

По утрам, просыпаясь, больше не спрашивал себя: «Где я?» Уже привык. Вставал, выходил на балкон, смотрел во двор, где среди дровяных сараев обильно цвели бордовые и лимонные штокрозы, приветственно махал соседу, который иногда в это время уходил на работу, а иногда наоборот возвращался; тот отвечал хмурой утренней улыбкой. Шел в кухню, нажимал кнопку кофейного аппарата, привычно возносил молитву суровым божествам пробуждения: «Только бы не пришлось вот прямо сейчас его чистить!» Божества внимали и милосердно переносили чистку на вечер. Рассеянно думал, слушая фырканье машины: «Теперь у меня такая жизнь». Больше не удивлялся. Но и не особо радовался. Чему тут радоваться, когда через полчаса надо выходить на работу.

Жизнь в этом городе больше не походила на приключение; строго говоря, приключением она казалась только первые два дня, когда приехал сюда на выходные, чтобы осмотреться и принять решение о переводе в местный филиал банка, где открылась подходящая вакансия. Эти два дня неожиданно стали чуть ли не лучшим отпуском в жизни. Вроде бы ничего особенного не происходило, просто гулял, глазел по сторонам, удивляясь фрагментам самого настоящего леса, тут и там пробивающимся прямо в центре; потом уже понял: это не лес пробивается, а город пророс сквозь лес, как гигантская колония грибов. Заходил в кафе, совался во все незапертые дворы, выбирал дома, в которых хотелось бы пожить, любовался русалочьими лицами и разноцветными прическами студенток, читал воодушевляющие надписи на стенах – те, которые мог разобрать, по-русски и по-английски; по-немецки тут не писали, а литовского не понимал. Удивительно, но это совершенно не мешало чувствовать себя как дома. Даже наоборот. Как будто это обязательная составляющая домашнего уюта – многого не понимать.

Впрочем, бог бы с ним, с домашним уютом. Вот уж чего никогда для себя не искал, но все равно неизбежно обретал раз за разом, сколь бы резко ни менял свою жизнь, везде оказывался на своем месте. Молниеносно вписывался в новую обстановку, как простой и функциональный стеллаж из IKEA, в какую комнату его ни внеси, встанет там как влитой, сольется с фоном, никто и не вспомнит, что еще вчера его тут не было. И чувствовал себя соответственно. Супергерой нового поколения, Человек-Стеллаж.

Но этот город – так ему сперва показалось – сулил нечто гораздо большее, чем домашний уют, возможно даже прямо ему противоположное, особенно в сумерках, когда туманы текли по склонам окрестных холмов, реки замирали, наливаясь будущей ночной тьмой, по безлюдным улицам метались неведомо чьи бесприютные тени, а его отражения в стеклах витрин как-то внезапно утрачивали сходство с оригиналом, и от всего этого по позвоночнику поднималась ледяная сладкая дрожь, совсем как в юности. Мир снова казался исполненным тайных лазеек не то в райский сад, не то в бездну небытия, и поди еще отличи одно от другого. Да и надо ли отличать.

Однако стоило переехать, и уже пару месяцев спустя не мог толком вспомнить: а что, собственно, меня здесь так очаровало? Ну, кроме самой возможности в очередной раз сменить обстановку? Похоже, в этом все дело: так хотел хоть каких-нибудь перемен, что сам себя обхитрил, призвал на помощь воображение, а уж оно свое дело знает, еще ни разу не подводило. Ну или наоборот, подводило всегда, это как посмотреть.