Сказки старого зоопарка (СИ)

Понурый рассказчик щелкал клювом и возвращался к любимой капусте и прочим лакомым овощам — кормили в зоопарке прилично, а споры возбуждали нешуточный аппетит. Потихоньку маленькая штучка сделалась размером с чайную чашку, затем с заварочный чайник, затем с некрупный казан для плова. Соседи уже не смели отпихивать его лапами и расползались кто куда, когда черепах шествовал в купальню. Один Бвана, леопардовый черепах из Африки, крупный и злой как лев, шипел на новоявленного гиганта, выдергивал капусту у него из-под носа и злобно щурился. Драки было не миновать. И виновницей оказалась женщина.

Черепаха Фиалка, африканская кокетка в нарядном желтопятнистом панцире собралась замуж. Свирепый Бвана отгонял от нее самцов, угрожающе фыркая. Ему почудилось, что соперник заглядывается на избранницу — или Фиалка клонится не в ту сторону. Разбираться «бронированный лев» не стал. На грохот сбежались служители. Зрелище и вправду оказалось пугающим — черепахи на полной скорости наползали друг на друга, царапались, кусались и пихались задами. «Сталинградская битва. Тридцатьчетверка и „Тигр“ — кто кого сборет» хихикнул сторож Палыч и пошел за багром. Драчунов растащили, обработали раны и рассадили.

Галапагоссцу достался отдельный вольер, просторный, светлый и безо всяких соседей. Надежный засов исключал побеги и прогулки по большому террариуму. Клетка напротив оказалась заселена сетчатым питоном, толстым и безразличным ко всему кроме маленьких свежих мышат. Поговорить стало не с кем.

Пару дней черепах наслаждался покоем, а потом заскучал. Одиночества ему хватило, посетители к клетке подходили нечасто, в мелкой купальне еле хватало места — не поплещешься вволю. Время близилось к зиме, дрема одолевала все чаще.

…На блеклой изнанке мира ничего не происходило. Порой черепах чувствовал землетрясения, взрывы и извержения вулканов, сотрясающие диск Земли. Он знал, что взрывов становится больше, камни сыплются чаще и расщелины углубляются. Но не тревожился — синекожий бог все так же безмятежно играл на флейте, розовые фламинго приносили капли росы с цветков лотоса, распустившихся в заводях великой реки Ганга Ма, слоны зевали и дергали хоботами. Диск Земли появился полвечности назад и продержится еще столько же.

Однажды синекожий флейтист припозднился — некий безумец в Индии собрался судиться с богом, пришлось защищать честное имя от проходимцев и прохиндеев. Действие сладкой музыки кончилось, кобра зашевелилась, тысячелетний яд закипел. Яростное шипение вырывалось из алого рта змеи, длинный язык, похожий на язык пламени, обвил ближайшую звезду и утащил в пасть. Потом кольца начали медленно разворачиваться, чешуйчатая спина кобры зашевелилась. Черепах вздрогнул, пытаясь удержать равновесие, слоны затрубили в тревоге. Диск чуть заметно накренился, тонкая струйка зеленоватой воды заструилась с края Земли, холодные соленые брызги долетели до черепаховой морды, заставляя прищуриться. Бездонное ничто под ногами сделалось явным, холод коснулся нежного живота и куцего хвостика. И тут с края мира соскочила восьмирукая разгневанная богиня. Она ничего не сделала и почти ничего не сказала, но упоминания священного атрибута господа Шивы хватило, чтобы кобра покорно свернула кольца и улеглась на место. А там и синекожий со своей флейтой наконец подоспел.

Черепах проснулся в холодном поту. И обнаружил, что у него появился свой человек. Белокурый крепкий парнишка тормошил подопечного и ужасно обрадовался, увидев плоскую голову, высунутую из панциря.

— Привет! Давай договоримся — соблюдаем нейтралитет к общей пользе. Ты ведь не будешь кусаться?

Черепах выразительно щелкнул клювом, но ничего не сделал. Одиночество утомило его, а внимание оказалось приятно.

— Я стану за тобой ухаживать, согласен? И назову тебя… назову тебя Кеша!

Дурацкое имя, но с другой стороны звучит почти как Кашьяпа. Может человеческий детеныш способен заглянуть в суть вещей? Черепах внимательно прислушался — нет, в детских мыслях не звучало нот божественной флейты. Что ж, посмотрим…

Чистюля и паинька юннат Аполинарий бесил даже родителей. Он прекрасно учился, ни разу не прогулял школу, не разбил ни одного окошка, ни с кем не дрался и всегда слушался старших. Возвышенное имя он получил в честь прадеда, знаменитого виленского врача. «Лучше б назвали Пашкой или Сережкой» вздыхала мать — вместе с именем мальчику передались польский гонор, холодный ум и ангельское терпение.

Однажды отец, раздраженный покорностью сына, придрался к пятну на рубашке и отправил мальчишку в постель без ужина, в другой раз, отправившись на рыбалку, протащил через заросли крапивы — Аполинарий даже не возмутился. Он всегда оставался спокоен. Иного бы может и затравили в классе, но мальчику повезло — он рос крупным и крепким, проверять силу его кулаков никому не хотелось. Да и списывать отличник давал охотно… всем, кроме своих обидчиков. Пришлось попридержать руки и языки.