Узнав, что талантливый мальчик бросил учебу, Анечка страшно расстроилась. Она навестила друга с пластинкой Вивальди в одной руке и газетной вырезкой о Паганини в другой. Потом навестила еще раз, потом незаметно поцеловалась за гаражами… Другой бы обошелся с девочкой скверно, но не Коля. Он отверг всех невест, предложенных матерью, и потребовал у отца идти свататься. Ах, не цыганка? Мы в Советском Союзе живем, у нас ин-тер-на-ци-о-нал! Едва удалось уговорить парня повременить со свадьбой — отслужишь в армии, вернешься и побалакаем. Чем черт не шутит, авось и отдадут доктора дочку.
Когда Коля демобилизовался, Анечки в городе след простыл. Как хорошая девочка она тоже сходила к родителям. Услышав о перспективе получить в зятья сына шофера, главврач поднял все связи и поступил дочку в институт культуры за тысячу километров от родного города. Самостоятельная жизнь и блестящее (по сравнению с темной провинцией) общество вскружили девчонке голову. На втором курсе Анечка вышла замуж за моложавого красавца искусствоведа и уже собиралась порадовать родителей внуком.
Услыхав об измене Коля пришел в ярость. Он грозился проколоть шины главврачу, побить стекла в его квартире, поджечь дверь и подрихтовать лицо похотливому искусствоведу. Он нагрубил матери и едва не подрался с отцом. Он разбил отцовский любимый мотоцикл, трижды перебранный от руля до колес. На мотоцикле сердце старика не выдержало. Крикунов-старший вызвал сына и велел — едешь к дядьке, работаешь где велят, пока за ум не возьмешься — не возвращайся. Коля сперва взбеленился и полез на рожон, но поразмыслив решил, что отец прав. Из-за бабы пускать жизнь под откос — не мужское дело. Собрал вещички, надел джинсы, забрал дедовскую скрипку и отправился в новую жизнь.
С лошадьми Коля Младший почти не имел дела — так, пару раз катался верхом, гостя у родни в селе. Коля Старший с лошадьми возился только по юности — табор свое откочевал, да и с железом цыган ладил лучше, чем с божьими тварями. Но дед его, Василь «Червонец» Ильин при царе служил ремонтером, собирал по губерниям никчемных кляч, выхаживал их и продавал армии в лучшем виде. Мог и подковать коня и подлечить, и перекрасить и подмолодить, и испортить до времени, чтоб и хозяин родной не узнал. Цыганской наукой Василь щедро делился с внуками, награждая понятливых леденцами и мелкой денежкой. Коля Старший любил сладости.
Пришлось дождаться закрытия зоопарка — брать коня при посетителях не рискнул никто. Спешно подготовили клетку, тесноватую, зато прочную. Коля Старший затребовал ржаного хлеба, яблок и сахара, вымоченного в коньяке. Погладил холеную бороду, перекрестился размашисто (Малышкина ахнула возмущенно), спокойно пошел к коню. Под внимательным синим прищуром не растерялся, дал понюхать ладони, угостил, ухмыльнулся, увидев, как рыжий красавец тянется к сахару. И повел грозного жеребца как овечку, подкармливая сладким каждые пару метров. Не подозревая подвоха, конь спокойно зашел в клетку, захрустел яблоками. Хитрован Коля Старший спиной вперед выпрыгнул вон и захлопнул засов. Попался! Грохот копыт и гневное ржание разнеслись по всему зоопарку, жеребец взбунтовался, но слишком поздно.
Очарованный Коля Младший взгляд не мог отвести от красавца, свирепого и опасного словно язык пламени.
— Ай хорош конь! На таком царю ездить или маршалу на параде.
— Этому коню только крыльев недостает, — ухмыльнулся Коля Старший. — Вот только сперва рога пообломать надо.
Для начала старый цыган велел день не кормить буяна, а затем с недельку подержать впроголодь. Воды давать вволю, а зерна или сена ни крошки. И собрать все потребное для воспитания — кнуты, путы, веревки, мешок битого кирпича, мешок мелких гвоздей, бутылку армянского коньяка… Насчет коньяка товарищ директор выказал сомнение, Коля Большой не стал отпираться — выпивка мне, для поправления здоровья. Нелегкое это дело, коня лечить.
У Коли Маленького вопросов не возникало. Он дневал и ночевал подле клетки, прислушивался к звонкому ржанию и хриплому дыханию лошади. Парню чудилось — даже сердце теперь стучит в такт ударов копыт. Шалый конь как в руках огонь — удерживать станешь, до кости обожжешься.
Подходить к жеребцу близко Коля Большой настрого запретил и на то была причина.
— Конь он как баба, чаворо. Бить его будешь, строжить, принуждать без меры — возненавидит хуже змея, отомстит когда не ждешь. Баловать его будешь, овсом отборным кормить, ленты вплетать в гриву — забалует, слушать не станет. А вот если ты его от беды уберег, от злой напасти утешил, приласкал, да и оседлал сразу — твой на всю жизнь. Я его сейчас бить начну — день, два, три. А ты молчи. Сердце кровью закапает — молчи, не подходи. Когда скажу — явишься, переведешь его в стойло, чтобы знал, подлец, кто его спас. Ясно тебе?
— Ясно, — хмыкнул Коля Маленький.