— Ручьи разливаются, и тогда приходится перегонять овец на другое место, не говоря уже о том, что животные заболевают копытной гнилью. Я больше полагаюсь на пруд, наполняющийся дождевыми водами.
— А как он делается? — спросил Дан, надвигая шапку на самые глаза. Мистер Дадни объяснил.
Воздух задрожал, как будто не мог решить — спускаться ли ему в лощину или двигаться по открытому пространству. Но двигаться вниз оказалось, наверно, легче, и дети почувствовали, как ароматные струйки, одна за другой, мягко переливаясь и едва касаясь их век, тихо проскальзывают вниз по склону. Приглушённый шёпот моря у подножья скал слился с шелестом травы, колышущейся от ветра, жужжанием насекомых, гулом и шорохом пасущегося внизу стада и глухим шумом, исходившим откуда-то из-под земли. Мистер Дадни перестал объяснять и принялся вязать дальше.
Очнулись дети от звука голосов. Тень уже доползла до половины склона, и на краю лощины они увидели Пака, который сидел к ним спиной рядом с каким-то полуголым человеком. Человек, похоже, чем-то старательно занимался. Ветер стих, и в наступившей тишине до детей долетали все до единого звуки, усиленные гигантской воронкой, как усиливается шёпот в водопроводной трубе.
— Ловко сделано, — говорил Пак, наклоняясь вниз. — Какая точная вышла форма!
— Ловко-то ловко, но что для Зверя этот хрупкий каменный наконечник? Ну его! — Человек что-то презрительно отшвырнул. Это что-то упало между Даном и Юной — красивый темно-голубой каменный наконечник для стрелы, все ещё хранивший тепло рук мастера.
Человек потянулся за другим камнем и снова стал возиться с ним, как дрозд с улиткой.
— Это все пустая забава, — сказал наконец человек, тряхнув косматой головой. — Ты продолжаешь делать каменное оружие просто потому, что ты делал его всегда, но когда дойдёт до схватки со Зверем, увидишь — все бесполезно.
— Со Зверем давно покончено. Он ушёл.
— Как только появятся ягнята, он вернётся снова. Уж я-то знаю. — Человек осторожно ударил по камню, и осколки жалобно запели, разлетаясь в стороны.
— Он не вернётся. Сейчас дети могут целый день спокойно валяться на земле, и ничего с ними не случится.
— А ты попробуй назвать Зверя его настоящим именем, тогда я, может, поверю.
— Пожалуйста. — Пак вскочил на ноги, сложил руки рупором и крикнул: — Волк! Волк!
Сухие склоны лощины ответили эхом «воу, воу», очень похожим на лай Молодого Джима.
— Ну что? Кого-нибудь видишь или слышишь? Никто не отзывается. Серого Пастуха больше нет. Бегающий Ночью удрал. Все волки ушли.
— ЗдОрово! — Человек вытер лоб, как будто ему было жарко. — А кто их прогнал? Ты?
— Этим занимались многие люди из многих стран на протяжении многих веков. Разве ты не был одним из них? — спросил Пак.
Не говоря ни слова, человек распахнул одежду, сшитую из овечьих шкур, и показал свой бок, весь покрытый зарубцевавшимися шрамами. Ужасные белые вмятины усеивали и его руки от локтя до плеча.
— Вижу, — сказал Пак. — Это следы Зверя. А чем ты с ним сражался?
— Рукой, топором и копьём, как и наши отцы до нас.
— Да? Тогда как же, — спросил Пак, отдёргивая темно-коричневую одежду человека, — как у тебя оказалось вот это? Ну, показывай, показывай! — И он протянул свою маленькую руку.
Человек медленно вытащил висевший у него на поясе длинный, тёмного железа нож, величиной чуть ли не с короткий меч, и, подышав на него, протянул рукояткой вперёд Паку. Тот осторожно взял его, наклонив голову, тихонько провёл пальцем от острия к рукоятке и, поднеся поближе, стал так пристально рассматривать, словно перед ним был часовой механизм.
— Хорош! — сказал он с неподдельным удивлением.
— Ещё бы. Его сделали Дети Ночи.
— Да, вижу по стали. Интересно, чего он мог тебе стоить?
— Вот чего! — Человек поднёс руку к щеке. Пак даже присвистнул, как скворец.
— Клянусь Кольцами Меловых Скал! Так вот какую цену ты заплатил! Повернись к свету, чтобы я мог получше рассмотреть, и закрой глаз.
Он осторожно взял человека за подбородок, повернул его лицом к солнцу, и дети, сидевшие вверху на склоне, увидели, что на месте правого глаза у человека было одно только сморщенное веко. Пак быстро повернул человека обратно, и они оба снова сели.
— Это было сделано ради овец. В овцах жизнь наших людей, — сказал человек, словно оправдываясь. — Разве я мог поступить иначе? Ты ж понимаешь, Робин.
Пак, дрожа от волнения, еле слышно вздохнул.
— Возьми нож. Я слушаю.
Человек наклонил голову, с силой вонзил нож в землю и, пока тот ещё дрожал, произнёс:
— Будь свидетелем, я говорю так, как все происходило. Нож и Белые Скалы, перед вами я говорю! Дотронься до ножа!
Пак положил руку на нож, и тот перестал дрожать. Дети чуть подались вперёд.
— Я принадлежу к народу, не знающему железа, я единственный сын жрицы[81]
, которая посылает ветры плавающим по морям, — начал он нараспев. — Я — Купивший Нож, я — Защита Людей. Такие имена дали мне в этой стране Белых Скал, лежащей между лесом и морем.— Твоя страна была великой страной, и имена твои — великими.
Человек с силой ударил себя в грудь: