Сказки странствий

Вдруг непонятный звук, чистый, прозрачный, прорезал пространство. Вздрогнул Проворный, глянул вопросительно на Вожака, но тот по-прежнему молчал, прикрыв всезнающие глаза. Звук набирал силу, наполнялся глубокими нотами, утончался и звал за собой. Лес встрепенулся и вздрогнул.

«Что это?» – не выдержал молодой волк.

«Слушай! Слушай!!!»

Откуда-то сверху, невидимая, нежная, лилась музыка несказанной красоты. Мощная, ясная, светлая, она струилась в пространстве подобно прекрасной симфонии небесного оркестра, целого свода волшебных инструментов тончайшего, бестрепетного звучания. Она поднималась, стреми-лась ввысь и терялась там, исчезала на несколько кратких мгновений, а потом вдруг появлялась опять и неслышно, медленно падала, кружась в плавном танце. Проворный был потрясен. Ничего подобного он не слышал и даже не знал, что рассвет может петь! Он весь дрожал, вытянувшись в струнку, боясь пропустить хотя бы миг этого чуда. Казалось, что музыка звучит в нём самом, в самых глубинах его существа! Более высокого чувства он не испытывал никогда…

А лес всё пел! Пели деревья, ещё несколько минут назад кажущиеся застывшими, скованными сном, пели заснеженные кусты, пел сам воздух. Всё заполнила невидимая мелодия вдохновения, гармонии, красоты… Вот прозвучал мощный аккорд, и она опять взлетела, поднялась высоко-высоко, а затем скорбным плачем спустилась, пронзила пространство нитями тоски, страдания, грусти, чтобы через минуту опять взвиться вверх потоком радости, света, надежды…

«Песнь неба, – тихо молвил Вожак. – Она звучит для всех, только немногие могут услышать…»

Проворный молчал. То, что он мог слышать, не удивляло его. Он был насквозь пропитан чудными звуками и ничего не видел, ничего не воспринимал, кроме этой мощно звучащей песни. Неся в себе отголоски её мелодии, волки тихо вернулись в стаю…

«Откуда ты знаешь, что небо умеет петь?» – спрашивал Проворный чуть позже, когда они завершили утренний обход и теперь лежали рядом, разговаривая, по обыкновению, молча. Вожак задумался. «Когда-то я тоже этого не знал, – тихо ответил он. – Меня научил мой отец. Он умел слушать».

Проворный пристально посмотрел на Вожака. Слушать – это совсем не ушами, понимал он. Но тогда чем? Старый волк улыбнулся: любознательный друг, как всегда, хотел знать всё сразу. Пожалуй, можно ему сказать. Или пусть догадается сам? Да, пусть догадается… Волк поднялся и встряхнулся. Приближался полдень, время отдыха и покоя всей стаи, когда крепкий сон необходим каждому. Проворный нехотя встал: он не чувствовал усталости. С большим удовольствием он продолжил бы разговор. Но серьёзный взгляд Вожака сказал: «Самые сильные волки в стае – это ты и я. Мы не имеем права встретить время охоты утомлёнными».

И Проворный склонил свою голову.

Охота

Стая спала. Мерное, чуть слышное дыхание доносилось до чутких ушей Проворного. Лёжа поодаль, он видел, как едва вздымались серые спины. Было тихо, и в самом воздухе, казалось, витал невидимый сон.

Что-то встревожило Вожака. Он напрягся, поднял голову и остро посмотрел вдаль. Проворный тоже прислушался и принюхался: ничего! Но старый вожак уже будил, поднимал стаю.

Вскоре все вместе бесшумно, как тёмные тени, бежали по снегу. «Что он увидел? – мчась в центре стаи, думал Проворный. – Что он почуял в белом пространстве полей? Почему так внезапно поднялся и ведёт нас уверенно, мощно, будто знает что-то такое, чего не знаем мы?» Так думал волк, сливаясь в стремительном беге со стаей, с её общим горячим дыханием, с её ритмом, с её твёрдой уверенностью в силе и знании Вожака.

Вскоре они увидели след. То были сани, их вёз тяжёлый, медлительный конь. Чётко отпечатались на снегу твёрдые копыта. Стая вздохнула: добыча! Еда! Сразу прибавилось сил. Помчались скорее крепкие лапы, и вот уже впереди смутно маячит темнеющее пятно.

Стая бежала так быстро, что в несколько мощных усилий догнала сани с возничим. Тот был закутан в тулуп и заметил волков лишь тогда, когда конь захрипел и дёрнул вожжи. Но уже сильный, спокойный Вожак заходил слева, едва повернув голову, и Проворный, занимая обычное место справа, увидел его глаза, блеснувшие холодной реши-мостью… В оставшиеся несколько мгновений до броска слышался лишь хрип загнанного коня да громкий, неестественно звучный в этой тиши вопль возничего… Бросок! Стая напала одновременно: молодые волки на лошадь, а три волчицы постарше – на человека. Ни секунды не промедлил Проворный, движимый инстинктивной силой доверия Вожаку: не глядя на жёстко мелькающие копыта, прыгнул, впился зубами в мохнатую шею и – задохнулся, запутался в гриве, но не ослабил хватки, только крепче закрыл глаза.

Конь стряхнул молодых волков, но не смог, не успел, не сумел сбросить этих двоих, одинаково сильных и страшных, вцепившихся в его шею волчьей, смертельной хваткой. Он ступил ещё раз и упал, потому что вдруг боль нещадно ударила в спину, охватила мутной волной голову, шею и ноги…