Сказки странствий

Анна улыбалась. Ей нравилась его непосредственность, она понимала, что капитан немного поддразнивает её, но разве можно на него сердиться? И кроме того, он так нравился ей с этой веселой улыбкой на устах!

– Ричард, оставьте свое пиратство, – ответила Анна, – и я познакомлю вас с мужем. Думаю, вы найдёте много общего и помимо кораблей.

Капитан внезапно нахмурился. Замечание, сказанное совершенно невинным тоном, без намерения обидеть, всё же мгновенно вернуло его к действительности: той, где он был разбойником и изгоем, а она – его пленницей. Лёгкость, царившая между ними до этой минуты, исчезла. Анна поняла это и казнила себя за неосторожные слова. Но она умела просить прощения! Ни секунды не мешкая, она прикоснулась к его руке:

– Что бы ни случилось, Ричард, вы навсегда останетесь мне другом.

Он был изумлён и не скрывал этого:

– Другом?! Анна, я не стою и капли вашей дружбы, вашего хорошего отношения! И то, что вы радуете меня своим присутствием, есть результат исключительно вашей доброты, но не моих добродетелей…

Она тепло сжала его руку. Это было ответом. Но в то же время и неслыханной дерзостью! Воспитанная в строгих законах, предусматривавших все тонкости общения между мужчиной и женщиной, – если они не женаты, разумеется, – Анна никогда не позволила бы себе такого ни с одним человеком. Ни с одним, кроме него…

Капитан склонил голову.

– Ты не боишься нарушать правила, Анна, – негромко сказал он. – Как я ценю в тебе это!

– Ни одно правило не вместит в себя человеческое сердце, – отвечала она, не раздумывая. – И не нужно взвешивать себя на весах, когда ты со мной.

Последние слова она произнесла так тихо, что он поднял взгляд: не ослышался ли? То, что происходило между ними, не поддавалось никакому объяснению, никакой логике! Вместо вражды – явная привязанность, вместо отвержения – чувство глубокого доверия. И исходило это от неё, удивительной женщины, в душе которой царило невероятное, небывалое всепрощение. Несколько секунд он с трепетом, не отрываясь, смотрел ей в глаза: «она делает из врага – друга одним движением своей руки, одним взором, одним порывом сердца…»

Наконец, капитан ласково и осторожно отпустил её ладонь и встал.

– Ты – сокровище, Анна. Ты несёшь в себе чистоту, а потому не хочешь замечать порочности других.

– Порочность, как ты говоришь, бывает двух свойств. Одна проникает глубоко и делает всего человека порочным и грязным. А другая лишь слегка касается его души, не загрязняя её, не проникая вглубь; такую порочность легко смыть. Она не может овладеть всем человеком, она не имеет прав на человека. Для такой порочности есть название – ошибка, заблуждение.

– Ты единственная, кто способен простить такую порочность. Остальные никогда не простят мне подобного «заблуждения».

– А если бы простили?

– Это невозможно, Анна! Мы живём в мире, где подобные «заблуждения» караются смертной казнью.

Она побледнела. А он продолжал:

– Я живу на этом корабле, месяцами не выходя на сушу, не потому, что мои ноги не хотят почувствовать прочность земли, а потому, что я – преступник, и тот, кто поймает меня, будет награждён за «поимку нарушителя закона».

Наконец, он увидел, какое действие на неё произвели его слова.

– Прости, я не хотел напугать тебя. Только сказал правду.

Она долго сидела в молчании, лишь трепет губ выдавал волнение.

– Этого не будет никогда, – сказала, наконец, Анна, подняв голову и глядя на Ричарда прямо и твёрдо.

– Никогда? Почему?

– Этого не будет никогда, – повторила она. – Не спрашивай меня, почему. Я знаю это сердцем.

Попрощалась и вышла.

Ей было плохо, очень плохо, и хотелось остаться одной, чтобы понять, отчего. Она легла в постель, не раздеваясь, и постаралась успокоить мысли. «Ричард, Ричард… Да, он – пират, но он добрый, чуткий, честный человек. Я чувствую это так, как если бы много лет знала и любила его. Но как же? Разве любовь не приходит вслед за постепенным привыканием, длительным узнаванием друг друга? И откуда это странное чувство родства?»

Как ей не хватало сейчас её умного, знающего отца! Он бы помог разобраться в нахлынувших на неё чувствах. Но разве посмела бы она всё рассказать отцу? Конечно, ведь сама Анна не сделала ничего, чего нужно стыдиться, кроме, пожалуй, последнего пожатия руки, слишком смелого, слишком откровенного. Но даже это она могла оправдать! Ведь Ричард нуждался в поддержке; отверженный всеми, в сущности, один в бескрайнем море, он должен был получить хоть каплю понимания, дружеской теплоты, и получил её. И неважно, что она – женщина и что её поведение, стань оно известным, могло бы заслужить порицание общества. Так ли важно, что говорит и думает общество, если перед нами – глубоко страдающий человек?

Корабль качало, и Анна понемногу успокоилась, поддавшись мерному ритму его движения. Закрыла глаза и стала думать о муже.