Но отстреляться спокойно нам уже не дали. По всему периметру лагеря вдруг вспыхнули мощные фонари, их лучи принялись хищно шарить по земле, рассекая стылую тьму. Не прошло и нескольких секунд, как все эти прожектора выстроились в широкую дугу и двинулись в нашем направлении.
— Ниндзя-то, — шепнул Панаев, — больно живо сориентировались! Ебтыть, Петрович — бей по прожекторам!
Подхватив с земли особенно удачный камень — округлый, размером с мой кулак — я положил его на ленту и принялся спешно выбирать цель. Строй прожекторов разворачивался прямо передо мной. Пятна слепящего света плясали в подлеске, из их средоточия рвались вперед узкие конусы — метались, искали, нетерпеливо шарили по земле. Дистанция между нашей позицией и этим строем стремительно сокращалась.
Я выждал, пока до ближайшего ко мне фонаря останется около пяти метров — и взмахнул пращой. Лишь несколько раз выпадает стрелку честь сделать подобный бросок — когда человек сливается с ременной петлей, а летящий камень един с безмолвным могуществом смерти. Тело глубоко чувствует такой бросок — его динамику, его дикую, нерастраченную мощь. Тут невозможно промазать, так что ты попросту замираешь и ждешь — что же будет?
Я взял возвышение в локоть над фонарем, рассчитывая поразить его обладателя в голову или грудь. Но вместо глухого удара я услышал оглушительный стук камня о дерево — и тут же во все стороны брызнула сырая кора. Полсекунды я не мог сообразить — что же произошло, но потом опомнился. Не складывался у меня в голове внешний облик воинов Оукеншильда и редкая в наших лесах привычка — носить фонарь в отставленной на сторону руке.
В голову мне будто бы сами по себе пришли слова нехитрой молитвы, которую должен повторять каждый, кто путешествует ночью между Заходским и Каннельярви.
Танково-ракетный полигон, раскинувшийся неподалеку, несколько инженерных частей и целый контингент миротворческих сил в поселке Каменка — вот далеко не полный список факторов, до предела милитаризирующих указанный регион. Но откуда взяться солдатам на стоянке у Оукеншильда? Да и солдаты ли это?
За те несколько мгновений, что я раздумывал над всеми этими вещами, в мою фигуру впились лучи сразу нескольких фонарей. А еще через секунду мои подозрения насчет солдат подтвердились — причем самым угрожающим образом.
— Дато, — прорычал в темноте чей-то низкий голос, совсем недалеко от меня. — Слэва к нэму заходы! Тут уж я больше не сомневался. Пригнувшись к земле, я побежал что есть мочи — рывок, прыжок в сторону и снова рывок. Мне повезло, и на мгновение я выскочил из конуса света, созданного мечущимися лучами прожекторов. Оказавшись в темноте, я тут же бросился на землю и замер — уповая на то, что в подлеске меня будет не видно.
— Где он, — донеслись до меня, — видишь его?
— Не вижу! Ищите его, ищите! Дато, ты где?
— А, блядь такая! — неожиданно донесся до меня чей-то голос, а затем послышался тяжелый, глухой удар. — Попался!
Тихо смещаясь в подлеске по широкой дуге, я пытался определить источник звука, а заодно и судьбу Панаева. Фонари еще немного пошарились вокруг, а потом сошлись в одном месте, сгрудились над чем-то, расположенным на земле. А еще через минуту ночной ветер донес оттуда резкие, взволнованные голоса.
— Чем ты его, Дато?
— Нэ убивал, клянусь! Он сам умэр!
— Чем не убивал, Дато? Лопаткой?
— Нэ убивал, говорю! Может, он больной был? Голоса пререкались еще какое-то время, а потом вдруг кто-то начал кричать:
— Где он? Куда он делся?
— Нэ знаю! — донеслось в ответ. — Только что здэсь был!
Опять вспыхнули на полную прожектора, и по их мельтешению и крикам солдат я понял — с Панаевым теперь все в порядке.
Чуть позже, уже по дороге на станцию мы обменялись с Панаевым впечатлениями от сегодняшней ночи. Узнал я вот что.
Искренне полагая, что с фонарями на нас охотятся только тщедушные воины Оукеншильда, Панаев решил остаться и принять бой. Для этого он взял дубину, встал за дерево и принялся ждать. Когда один из нападающих проходил мимо, Тень набросил кол ему на шею, уперся коленом в спину и с силой дернул концы палки назад. Его неприятно удивило, что безотказный прием на этот раз не сработал — он словно дерево пытался свалить, а не человека. А больше Панаеву из этого боя ничего не запомнилось. В следующий момент он попался на бросок через плечо, в результате которого крепенько приложился об землю башкой.
Последнее, что успел заметить Панаев — это стокилограммового Дато, заносящего над ним саперную лопатку. Сбоку к ним спешили еще военные — и тогда Панаев решил прекратить сопротивление и прикинуться мертвецом.