Читаем Сказки темного леса полностью

— Вон там была раньше деревенька Свиная, — пояснил наш проводник, — да потом, на беду, совсем запустела. Сторожка только осталась, мы в ней ночуем, бывает. Сейчас по краю пройдем, там старое поле будет, а потом…

Под эти неторопливые объяснения мы дошли до самой сторожки — небольшой скособоченной постройки, примостившейся на давно некошеном лугу. В сторожке была только одна комната два на четыре метра, большую часть которой занимали дощатые нары. Перед ними стояла печка-буржуйка, фанерный столик и табурет, а больше в комнате не было ничего.

— Ну вот, ребятки, располагайтесь, — предложил мне, Владу и Сержанту наш проводник. — Жить будете здесь. В случае чего дорогу обратно найдете?

— Обязательно найдем, — ответил Влад, — не сомневайтесь.

— Вот и хорошо. И еще — если из местных кто забредет, вы с ними особенно не церемоньтесь. Не давайте им здесь браконьерничать!

На этом разговоры закончились, и наш проводник ушел, забрав с собой Крейзи и остальных. Постепенно их фигуры скрылись за кустами, а затем смолкли и долетавшие до нас приглушенные голоса. Стало очень тихо: едва шелестел ветер в траве, да тихонько потрескивала растопленная Сержем буржуйка. Так мы остались одни.

Из нашего бдения в Свиной мне запомнилась история местного браконьера по прозвищу “Филин”. Мы познакомились с ним утром следующего дня, когда Филин приоткрыл дверь нашей хибары и с порога впился в нас цепким, внимательным взглядом. Вот что он увидел: трое парней вроде как спят, расположившись на нарах ногами к двери и укутавшись одним одеялом. Тогда Филин распахнул дверь до конца, подошел к столу и принялся насмехаться: — Эй, молодежь, — ехидно толковал он, — а вот если я примусь браконьерничать? Как вы тогда будете меня ловить? Вы же городские, в сельской жизни ничего не смыслите! Ни ружья с собой не взяли, ни…

Так Филин продолжал ерничать до тех пор, пока я не пошевелил под одеялом правой рукой. Из-за этого краешек одеяла у меня в ногах отодвинулся в сторону, и Филину стали видны направленные ему в грудь два черные дула. Ружье я еще с вечера положил вдоль тела, приспособив в ногах валик из куртки таким образом, чтобы стволы были приподняты вверх и смотрели в направлении двери.

Этого оказалось более чем достаточно: Филин свои издевательства тут же прекратил, достал из сумки флягу с молоком и принялся нахваливать нас и угощать сигаретами. Человек он оказался скользкий, зато приятный в общении — такой может зарезать, продолжая улыбаться и травя нехитрые истории из своей жизни.

— Ай-яй-яй! — причитал Филин, разглядывая единственный в сторожке табурет. — Что же это с ним приключилось? Третьего дня совсем целый был, а сейчас…

С табуретом действительно получилось нехорошо: вчера Влад, стреляя из двустволки, начисто отстрелил ему одну из ножек. Решение стрелять в табурет было принято спонтанно, после того, как мы расстреляли половину патронташа в подвешенный на шесте скворечник, но по крайней нажратости так и не смогли попасть.

История с Филином приключилась с утра, а к середине дня мы с Владом выбрались на болота с ружьем, ручкой и стопкою протоколов. Никогда еще я не ощущал своей ненужности так остро, как в этом походе. Вокруг раскинулась голая топь, в которой не было ничего, кроме мха и воды — ни деревца, ни зверя, ни человека.

А и был бы кто, то поймать его все равно не представлялось возможным. Местные знали болота как свои пять пальцев и перемещались по ним с уму непостижимой, сверхъестественной скоростью. А если даже кого и догонишь, так что? Добром тебе здесь никто не сдастся, а угрожать ружьем мне не шибко хотелось. Мы и в скворечник-то не смогли попасть, а местные мужики очень даже неплохо стреляют.

Примером этому мог послужить недавний случай, когда я только-только выпросил у Александрова ружье, и товарищи решили его “опробовать”. Для этого мы вышли на край деревни, приладили на сарай картонную мишень и принялись стрелять, да только не шибко-то попадали. Тут мы заметили, как от угла соседнего дома к нам движется какой-то скособоченный, хромоногий старик. Оба глаза у него закрывали мутные бельма, его часто трясло, а из уголка рта вязкой струйкой сочилась слюна.

— Ре-ре-бятки! — заикаясь, прошамкал старик. — Да-дайте стрельнуть!

— Да куда тебе, дед! — удивились мы, но ружье старику все-таки дали.

А в следующую секунду застыли, как вкопанные. Едва старик прикоснулся к оружию, как его руки перестали дрожать, спина выпрямились, а из глаз исчезла мутная белизна. На секунду взгляд старца полыхнул чистым сапфировым огнем, черты лица разгладились — и два выстрела ударили, как один.

— Спасибо, ребятки, — прошамкал старик, разворачиваясь и уходя обратно по улице. — Повеселили. Подойдя к мишени, мы увидели, что оба жакана старик положил так кучно, что и пальца не всунешь. Позже мы узнали, что этот старик приходится дедом Крючку, и в бытность свою молодым слыл первейшим стрелком на всю область. Так что стоит пять раз подумать, прежде чем угрожать такому деду ружьем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное