Сказки темного леса

— Зиг Хайль, — грянуло в ответ над поляной, гулко, словно разорвался фугасный снаряд. Вспыхнули бензиновые факела, и в их свете Турин спрыгнул с камня и двинулся по направлению к ручью. По дороге он продолжал орать:

— Девятого мая! В этот праздничный день! Хайль Гитлер! А публика сзади размахивала факелами и выла на разные голоса, отзываясь:

— Зиг Хайль! Хайль Гитлер — Зиг Хайль! Вечеринка задалась, а когда надоело орать про Гитлера, мы затянули свою:

Водку бы в глотку и полный вперед!
Адский бульдозер по трупам ползёт[86]

Ничего нет лучше, чем идти дружной толпою по лесу и орать. Когда вокруг темнота, и только кое-где видны шипящие огни факелов. В такие моменты чувствуешь себя так, будто бы движешься вместе с огромной волной, поднявшейся из озера и затопившей весь лес. Вскоре тридцать пар ног перешли по скользким, качающимся бревнам на тот берег ручья — и оказались на территории Никиной Англии.

— Драккары викингов стоят у ваших берегов, — заявил Турин обитателям первой попавшейся стоянки, а Строри добавил: — Гондоны вы ебучие!

Часть из наших собеседников, что поумнее, бежала, а оставшихся мы успели пленить, сбив с ног и опутав веревками. Одного привязали к кресту и вкопали посреди стоянки, а остальных загнали в воду — кого в озеро, а кого в ручей. Пока занимались этим, прибежала Ника.

— Какое вы имеете право… — визгливо начала она, но увидев Турина, неожиданно замолчала. Видно, её навели на нехорошие мысли огромные ботинки, подтяжки и лысая голова.

— А-а-а! — обрадовался Турин. — Кого я вижу! В этот праздничный день…

Но Ника не дала ему возможности развить свою мысль, бросилась в лес и исчезла между деревьями. Преследовать её не стали, так как у собравшихся поменялось настроение. Первоначальный задор рассеялся, сменившись спокойной радостью содеянного. Единый монолит норвежско-фашистского войска раскололся на группы и исчез в темноте.

Мы остались в компании Маклауда, единственного человека (из числа участвовавших в походе), оказавшегося свершившимся весьма недовольным.

— Сколько криков было, — угрюмо пожаловался он, — на три Освенцима! А ничего существенного не сделали, гордиться-то нечем!

Мы уселись на берегу озера и внимали его речам. По обычаю Хирда Маклауд носил “гномейку” —мешковатую куртку с длинным, до пояса, капюшоном, стригся под горшок и начал отпускать бороду. Из всего Хирда он был единственный, кто с нами разговаривал, но взаимопонимание на первых порах между нами было очень и очень затруднено. Маклауд не пил, не курил, не употреблял наркотиков и верил в бога, при этом люто ненавидел всех наркоманов, алкоголиков и сатанистов. Нам он так прямо и заявлял:

— Ненавижу вас, безбожники, до дрожи в зубах!

Стандартной формой приветствия между нами стала позаимствованная у Гаррисона в “Стальной крысе” фраза:

— Ненавижу тебя, Чака! — приветствовали его Строри и я, а он отвечал: — Ненавижу тебя Мшика, ненавижу тебя, Фасимба!

Имя прилипло, и долгие годы мы называли его не иначе, как Чака. К тому времени мы успели присмотреться друг к другу, благо участвовали за разные стороны в целой куче потасовок, штурмов и одиночных боёв. Этой зимой в Александровской было немало характерных случаев, иллюстрирующих атмосферу нашего знакомства.

По зиме в Александровской, на территории царского парка, устраивали кучу однодневных игр. Каждая из них сводилась в результате к одному и тому же: штурму одной из сторон развалин старого донжона, называющегося Арсенал. Это старое здание метров тридцати высотой, окна и двери в котором заложили красным кирпичом под цвет стен, оставив только два нешироких лаза. Первый начинается в трех метрах от земли и представляет собой пролом в кладке метр на метр шириной. Он открывается в высокий зал со сводчатым потолком, как в церкви, а изнутри под проломом насыпана куча песка. Вставший на неё человек может, если захочет, выглянуть в пролом, поэтому взять замок с этой стороны практически невозможно. Один человек может здесь весьма успешно защищать крепость от всех, кто, кряхтя и надрываясь, попробует взобраться по наружной кладке и втиснуться в проем.

Второй вход в крепость идет через обширный подвал. Подойдя снаружи к подвальным окнам, видишь только чернильную темноту, затаившуюся в наклонных световых шахтах, пробитых в стенах двухметровой толщины. Съехав по этим шахтам на щитах, попадаешь в подвал из нескольких залов, где пол изрыт глубокими ямами и вообще ничего не видно.

Здесь гостей замка, ослепленных переходом с яркого света в практически полную темноту, могут подстерегать разные досадные неожиданности. Здесь разворачивались жестокие бои “вслепую” между атакующими и защитниками. Предусмотрительные бойцы Хирда сидели перед таким штурмами с закрытыми глазами, чтобы дать освоиться зрению, но все равно — такой десант является одним из самых опасных этапов мероприятия.