– Смерть означает лишь то, что дух оторвётся от бренной своей оболочки и вернётся к истокам, – мягко говорил один из монахов. Или обманщиков? Дэмин быстро оглядел их одежду, мешковатую, будто бы снятую с чужого плеча, без эмблем или опознавательных знаков. Он плохо разбирался в видах нахлебников, кормившихся за счёт суеверных крестьян, пустого трёпа и чужих подачек. – И каждый должен стремиться к единению с миром на своём жизненном пути. Всевидящее Солнце очистит бессмертную душу и вернёт к Шести небесным дворцам, восстановив гармонию.
Всё-таки обманщики. Дэмин закатил глаза. Даже он знал, что настоящие монахи сидели в храме и вслепую разрисовывали тушью намоленные бумажки, а эти шарлатаны только мутили умы людей – и делали это, насколько он мог судить, прескверно.
Меняла со скептическим выражением лица жевал хлебную горбушку, опираясь на разноцветный переносной прилавок, и куда больше беспокоился о руках, то и дело тянущихся к товару.
– Недеяние есть благо. Путь учит нас, как следовать миропорядку, а не сиюминутным человеческим желаниям, и ведёт к воссоединению с Небом.
Дэмину категорически не нравилось разгуливать с запасом еды в руках, но это представление становилось даже интересным. В последний раз, когда он видел таких же мошенников с просветлёнными лицами, они не оправдывали своё безделье волей небес, зато рассказывали удивительные сказки. Он был маленьким, но не сомневался: надо быть тем ещё хитрецом и лентяем, чтобы просидеть в утробе собственной матери лет пятьдесят или шестьдесят, как приписывали основателю их философии… Дэмин всё время забывал его имя, но вот историю про прятки от жизни запомнил.
– Всякое действие, противоречащее Пути, означает пустую трату сил и приводит к неудаче и гибели. Путь же учит созерцательному отношению к жизни. Блаженства достигает не тот, кто стремится нарочитой добродетелью завоевать расположение Неба, а тот, кто в процессе медитации, погружения в свой внутренний мир стремится прислушаться к самому себе, а через себя вслушаться в струны жизни и постичь ритм мироздания…
– Деньги ваш Путь тоже отрицает? – меланхолично поинтересовался меняла. – Еду за сказки не даю, но, может, вы посозерцаете собственный желудок и насытитесь?
Дэмин прикрыл рот рукой, спрятав смешок. От старших он слышал об одной последовательнице похожего «Пути», которую видели в башне недалеко от Лояна. Она сидела там, требуя от прохожих подаяние на восстановление храма, и называла это добровольным заточением. Еду ей передавали через крошечное оконце, а всякому проходящему мимо женщина напоминала о своём присутствии, дёргая за верёвку, привязанную к языку колокола. Дэмин тоже не отказался бы получить еду просто так. Да и башня казалась ему жилищем получше, чем доставшаяся от матери комнатка в покосившейся глинобитной лачуге. Будь он на месте Императора, то упразднил бы всех этих побирушек – воры и то больше пользы приносили, заставляя следить за своими карманами.
– Путь с вами, болтуны. Не хотите покупать – проваливайте, – наконец погнал их меняла, и Дэмин облегчённо вздохнул. Осталось получить еду и подготовиться к ночи. Ему стоило поспать сейчас, чтобы с заходом солнца быть начеку.
Чжан Вэй был удивлён, когда получил письмо от Сюин: та писала, что Цинь Амань внял её просьбе и позволил южанину пережить Ночное шествие в их доме. Хотя Сюин и раньше приглашала Вэя, но то были лишь разговоры – решающее слово оставалось за отцом. И несмотря на то, что Вэю очень нравилось проводить с ней время, оба знали, что ни на что большее рассчитывать он не мог: придворный шэнми ни за что не выдаст дочь за младшего наследника южного захолустного клана. Однако шли неделя за неделей, а Вэй всё ещё не уехал из Лояна. Уже прилетела весточка от Цзяна, который настоятельно просил брата вернуться в отчий дом, но Вэй просто отложил это письмо и отправился с Сюин на рынок за очередными покупками, которые она намеревалась передать Кану, как только подвернётся случай.
– Как ты упросила отца?
– Да дело-то несложное. – Сюин указала на небольшой мешок жареных гекконов. – Давай, понесли.
– Ты хотела сказать «понеси»?
– Ну не я же потащу!
– Конечно. Слушай, не много ли? Мы только посылку собрали.
– Так зима скоро, и потом, хороших гекконов на рынке не сыщешь. А Кан их обожает. Гекконы и яблоки, яблоки и гекконы – всё детство объедался ими. Полежат до отправления следующего отряда к Линьцану. А отец… Он что-то проворчал про то, что Кан не переживёт, если единственный дурак, согласившийся с ним дружить, помрёт по глупости своей в столице. Поэтому, когда вернёмся домой и поужинаем, ты останешься в гостевой спальне. И, ну… – Сюин замялась. – Не бойся его так.
– Аманя? – Вэя невольно передёрнуло. – Его сложно не бояться, ты уж прости.
– И всё-таки. Он открыл тебе двери нашего дома. Благодаря ему в Лояне не прольётся кровь. Постарайся.
– Хорошо.
И это была самая странная ночь в его жизни.