Сказки тётушки Старк

Джинни опускает руку в ведро, черпает из него густую, красную жидкость и размазывает ее по еще не окрашенному участку стены. «Скоро свернется, надо поторопиться», — думает она и просто выплескивает на стену остатки из ведра. Металлический привкус оседает на языке, но ей некогда любоваться своим творением.

Люстра. Она, конечно, и так красива, но недостаточно шикарна для хозяина, Джинни знает. Поэтому она и забрала часть его для украшения. Восемь метров добротных, поблескивающих красным кишок.

Скрип и хруст откуда-то снизу — кажется, входную дверь начинают ломать. Ладно, она успеет: стремянка покачивается, но это не страшно. Главное украсить, до вечеринки, чтобы поблескивало и свисало…

***

Ревность — слово, из-за которого с трудом замечаешь, как гаснут фонари, ведь рассвет уже наступил, а ветер по-прежнему гоняет знак на тросе.

— А лампа — это палата? — в ответ медсестра кивает. — Ладно, разберемся, — хмурится Стивенс, перелистнув очередную страницу. — Она думает, что смотрит в окно, я правильно понимаю? — доктор Стивенс поправляет очки на переносице и снова просматривает записи. — Сама нарисовала, краски-то разрешены, — медсестра теребит носовой платок, пока отвечает. Всегда нервничает в этом отделении. — Ну да, ну да… — задумчиво тянет док и снова смотрит на пациентку. — Что, говорите, нужно сделать, чтобы она ответила? — П-потереть л-лампу.

Приложения, подшитые к делу, милостиво сделаны в черно-белом варианте.

2019

Три поросенка

«Старый, страшный волк», — смеялись они. «Глупый волк», — напевали они. Я прошел сквозь укрепленные стены, сломал замки, которыми они пытались защититься и нашел каждого.

Вот сидит последний. Рот забит кляпом, но он пытается кричать. Глазки-бусинки беспокойно оглядывают помещение. Он боится, знает, что сейчас произойдет.

Свет, камера, мотор. Включаю аудио-заготовку. Хриплый голос эхом разносится по пустому амбару:

Три поросенка хотели гулять.

Три поросенка не хотели в кровать.

Ночью примерно в третьем часу,

Заблудились глупышки в лесу.

Он замирает, как только слышит стишок. Бледнеет, будто вовсе не дышит. Сжимаю увесистый молоток, кожаная перчатка аж скрипит. За голосом из колонок не слышно. Так же как и мое дыхание, сбившееся в предвкушении.

Блуждали, блудили

Много крепкого пили.

Шатаясь, в походах от бара к бару

Поросята, спьяну, учинили пожары.

Стандартная реакция: после упоминания поджога, он трепыхается все сильнее. Ремни уже натерли запястья, ткань размокла от сочащейся крови, но поросенок это игнорирует. Пытается позвать на помощь. Вот глупый.

Пока все горело они убежали,

Затихарились и очень дрожали.

Надеялись, что никто не увидел.

Пьяные поросята не знали про видео.

Включаю проектор. Картинка не очень качественная, то и дело по простыне пробегают шумы, но даже этого достаточно. Снова и снова черненькие глазки стекленеют от паники, когда он понимает кто на видео. Когда видит себя и дружков, упрямо поджигающих покрышки автомобилей вдоль улицы. Звука нет, не слышно как они смеются, но рты раскрыты широко. Достаю отвертку.

Не знали про волка, про горе его.

Не знали, что кара догонит и все.

Что серый и страшный идет по пятам.

Время придет заплатить по счетам.

Он плачет, когда видит как взрывается первая из подожженных машин. Срывается на всхлип, ведь машина дочери уже показалась в кадре. Косится по сторонам и умоляет о прощении, хотя знает, это невозможно. Потому что моя испуганная девочка уже потеряла управление и врезается в столб.

Я резко вбиваю отвертку в окровавленное запястье, помогаю молотком, чтобы засела попрочнее. Мне нравится смотреть в обезумевшие от страха глаза-пуговицы. Мне нравится замечать, как от боли его тело сводит судорогой и трясет. И как он сходит с ума, когда я достаю тяжелый полиэтиленовый пакет. Даже на то, чтобы протащить его по полу уходит много сил. Не останавливаюсь, знаю, что нужно для большего эффекта. Поднимаю пакет и кровавый суп глухо булькает. Если приглядеться, в этом месиве можно увидеть идеально круглое глазное яблоко — одно.

Волк выследит, выловит, будет пытать.

В поле открытом бесполезно кричать.

Серый и страшный не верит слезам.

Тушки всех трех соберут по частям.

Когда органическая масса разложена по дюжине мешков и ждет своего звездного часа, я убираю аппаратуру. Протираю и раскладываю инструменты по ящичкам. Оставляю камеру с картой памяти, забитой криками и болью. Она театрально стоит по центру. Журналистам должно понравиться.

Звоню сначала в редакцию, потом в полицию. Сообщаю адрес и координаты. А сам, тем временем, плету узел понадежнее. Когда копы приедут все уже закончится. Веревка должна выдержать.

2018

Если все пойдет по плану

Едем-едем-едем-едем. Матери астронавтов. Жены астронавтов. Дочери астронавтов. Матери сыновей, исполнивших свою мечту. Жены, реализовавших себя мужчин. Дочери… Дочери еще не понимающие, что в этом и будет их жизнь, ведь папа — образец и свадьбу сыграть хочется именно с таким, как он.

— А папа когда вернется? — девчачий высокий голос отвлекает от стука колес и я тру глаза.