– Да сотворил отчим черное, понесла я от него. Убей меня муж мой, пока семя черное во мне, живы перевертни, готовые служить мне, а затем сыну проклятому моему. Убей любый!
Заплакал вьюнош горючими слезами, да вонзил серебренный клинок, прямо в сердце жены своей и испустила она дух. И начали один за другим исчезать перевертни, а вместе с ними пропал и рыжий колдовской жеребец.
И завыл тут вьюнош на луну, по волчьи, и увидел, как у него шерстюга из кожи полезла, да когти на пальцах железом налились, и вонзил он и себе клинок серебренный прямо в сердце и умер…
*
– И что на этом твоя сказка закончилась? – Спросила Она, опираясь на свои хрупки локотки, перевернувшись в кровати со спины на живот, и глядя своими изумрудами глаз в пронзительную зелень его ответного взгляда.
– Конечно же, нет, ответил Он. – Эта сказка только еще началась…
*
После той истории прошло еще три столетия. И вот в волчьей семье родился непростой волчонок. Был он силен, да окрасом черен, был он отважен, да хитер, свиреп, да жесток, и после третьей своей весны стал вожаком стаи. И стал водить он свою стаю к людским селениям, да вот только ни скот, ни провиант какой та стая не трогала, но вот человечинкой баловалась. И как не пытались изловить да истребить ту стаю, всегда волки уходили не битыми, хитер и умен был вожак. И вот с каждой отобранной человеческой жизнью, с каждым сожранным людским сердцем, стал тот волк все более личину человеческую принимать, но хоть и стал он теперь ходить в личине людской, нутро его было звериное, и слушалась его стая не переча. Но не только голод вел черного волка, по исполнению определенного срока, стал он все чаще появляться среди людей и искать свою предначертанную, и звали того волка Ууммаа.
Но только обрел Ууммаа личину людскую, разверзлась земля на холме у старого городища, и вылез из той земли мертвяк, полусгнивший труп, но блестели в глазах трупа синие огни, и блестело, синим в костяной деснице мертвяка серебренное лезвие клинка. Так, как часть древнего проклятия пришел в наш мир Убийца Волка. И вынесса из леса дремучего конь рыжий, колдовской не боявшийся перевертней, и не убоялся он своего нового всадника – мертвяка. И была ночь не для одного Ууммаа, и была ночь и для его Убийцы.
Долго ли коротко, нашел Уумм мать своего предначертания, и та женщина, как и три сотни лет назад была вдовою, и послала она дочку свою навестить захворавшую бабушку в соседней деревеньке, да отнести той пирожков. Жила бабушка на самой окраине деревни, уже за кромкой леса, да и день клонился к закату, вот и волновалась мать за свое дитя.
Ждет – пождет, да в окошко все поглядывает. «Не видать ли там дочкиной шапочки приметной, красной. Нет, не видать». Да вот тут стук в дверь. А на пороге стоит статный молодец, фигурой могуч, да волосом черен, да глазами зелен. Тут бы матери взволноваться, что за, мол, незнакомец к вечеру. Но незнакомец то собой был хорош, да женщина та давно одна без мужа маялась, и пустила она его в свой дом без расспросу, а затем и в постель свою пустила вдовью. Наигрался черный волк вдоволь, намиловался да убил ту женщину, съев ее сердце. Перекинулся волком, нашел дом, куда шла девочка – его предначертание, нашел ее бабушку, и ее убил, а сердце съел.
И вот сидит Уумм и ждет когда придет девочка в красной шапочке. А девочка то та, девица юная в лесу заплутала, с пути сбилася.
И вот в потемках подходит она к дому бабушки, и кличет ее, да та не отзывается. И за веревочку дергает девушка, и дверь открывается, а на пороге мужчина статный, телом могуч да волосом черен, да глазами зелен. Раскраснелась красная шапочка, застучало ее сердечко юное к любви созревшее, и забыла красная шапочка и маму и про бабушку, села за стол с кавалером неожиданным, да стала речи вести.
– Мол, откудова вы мужчина будите? Из какой семьи племени?
А человек лишь тот улыбается, да шутки шутит сердце девичье смущаючи.
Мол, из леса он дремучего, и есть он князь тайный, и слуг у него, как есть три десятка.
И не заметила красная шапочка, как в объятиях его оказалася, да зашептала голосочком взволнованным. Мол, откудова у вас глазки такие зеленые да руки могучие, и уж щечки ее девичьи от поцелуев маковым светом покрылися. Да тут сорвалась дверь с петель, и ворвался в горницу мертвец оживший, костяк на половину гниющим мясом прикрытый, и замахал тот мертвец клинком серебренным, вскричал зычным голосом:
– Это смерть твоя пришла перевертень проклятый!
Испугалась красная шапочка и на шее черноволосого незнакомца повисла.
– Защитите, мол, дяденька!..
А мертвец то тот прыткий ужом за спину им поднырнул, да вонзил свой клинок серебренный прямо черноволосому парняге в спину, задергался тот, да перевернулся волком, да перевернувшись и подох. Заплакала красная шапочка и забилась в угол.
Подходит к ней мертвец страшный, склоняется. Да глаголет:
– Целуй меня девица…