Сказки Вильгельма Гауфа

рат мой Мустафа был старше сестры моей Фатимы двумя годами. Они любили друг друга и вместе ходили за слабым, больным отцом своим. На шестнадцатое рождение Фатимы, брат задал пир, созвав всех подруг ее, Под вечер он предложил им покататься на лодке, на что все с радостью согласились. Сначала плавали вблизи берегов, но молодым девушкам хотелось ехать дальше; Мустафа неохотно соглашался на просьбу их, потому что место было не надежное: за несколько дней до того там показались морские разбойники. Девушки просили заехать только за скалу, откуда виден закат солнца. Едва успели они выехать в открытое море, как вдали увидали лодку с вооруженными людьми. Мустафа испугался и приказал повернуть, но вскоре лодка их обогнала: гребцов в ней было больше и силы были не равны. Встречная лодка перерезала им путь, не давая пристать к берегу. Девушки так перепугались, что начали кричать и метаться из стороны в сторону. Мустафа просил их успокоиться, боясь чтобы лодка не опрокинулась; но напрасно: его просьбы не помогали! Лодки сошлись в плоть, с испугу девушки ринулись на противный край и лодка их мигом перевернулась. С берегу уже давно за ними следили. С берегу две лодки, узнавшие разбойников, подоспели на помощь. Между тем в суматохе разбойничья лодка успела уйти, а когда стали поверять на двух лодках все ли были спасены — то сестры моей с подругою недоставало, а вместо их оказался чужой. Его стали допрашивать кто и откуда он? Он и сказал, что с воровского судна, стоявшего поблизости, что бросился на помощь утопающим и что товарищи покинули его. Он сказал также, что они похитили двух девушек и увезли на свое судно.

Такое известие убило отца моего, брат был также очень огорчен. Он упрекал себя в неосторожности: погибла не только сестра его, но и подруга ее, Зоранда, его названная невеста, но о свадьбе с которой отец не хотел и слышать. Это был человек суровый. Он призвал Мустафу и сказал ему. «Ты отнял у меня радость и утешение одинокой старости моей. Ступай же с глаз моих, да будешь ты проклят и все потомство твое. Я прошу тебя тогда только, когда ты мне приведешь мою Фатиму».

Брат мой, желая идти на розыски Фатимы, хотел просить благословения отца; теперь ему пришлось идти под отцовским проклятием.

От покинутого разбойника он узнал, что они торгуют невольниками и собирались в Балсору на невольничий рынок.

Перед уходом его, отец несколько успокоился и прислал ему на дорогу денег. Со слезами простился он с родителями Зоранды и уехал в Балсору.

Он ехал верхом и спешил обогнать разбойников, чтобы еще застать свою сестру и Зоранду. После трехдневного пути на самого его напали разбойники, связали его по ногам и по рукам и увели его вместе с лошадью, не сказав куда и зачем.

На Мустафу напало отчаяние: ему казалось, что исполнялось проклятие отца; теперь у него была отнята всякая возможность спасти сестру, он сам был пленником. Около часу проехали они молча; затем стали сворачивать с дороги и Мустафа увидел вскоре небольшую полянку окруженную деревьями; по средине бежал светлый чистый ручеек, так и хотелось остановиться тут и отдохнуть. И в самом деле, на полянке было раскинуто десятка два палаток; стояли верблюды; лошади; из одной палатки слышались звуки цитры и мужские голоса. Путники наши подъехали к палаткам, все спешились, Мустафе развязали ноги и велели идти следом. Его ввели в главную палатку; она была больше и наряднее прочих, убрана богатыми коврами и шитыми подушками, а золотые курильницы показывали богатство. На одной из подушек сидел маленький старичок; на его неприятном смуглом лоснящемся лице было хитрое и злое выражение. Не смотря на всю его важность, Мустафа тотчас заметил, что не он был главным. Разговор разбойников подтвердил его догадки. «А где же сам атаман?» — спросили вошедшие.

— Пошел на охоту, — отвечал старик, — а меня на место себя поставил.

— И глупо сделал, — подхватил один из разбойников, — теперь дело не шутка, надо решить повесить ли собаку или деньги взять. Поэтому и нужно самого атамана.

Старичишка обиделся, выпрямился и размахнулся дать пощечину обидчику, но напрасно: он не достиг до рослого разбойника и в досаде принялся бранить его. Товарищи не остались в долгу, и вскоре палатка наполнилась криком и бранью. Тогда внезапно распахнулась дверь, вошел красивый и статный мужчина. Одежда его была проста, но кинжал и сабля богато отделаны. В его глазах было что-то строгое и спокойное, вся его особа внушала не страх, а уважение.

— Кто смеет кричать здесь в моей палатке? — громко сказал он.

В одну минуту все стихло. Один из провожатых Мустафы, объяснил в чем дело. Глаза атамана засверкали гневом.

— Скажи, Ассан, когда я тебя сажал на свое место? — закричал он громовым голосом.

Старик съежился, стал будто еще меньше и тихо выскользнул из палатки.

Тогда привели меня к атаману, который между тем улегся на подушках.

— Вот тот, которого ты велел нам поймать, — говорили приведшие меня.

— Баса-Сулейка! — начал он, обратясь ко мне, — твоя совесть тебе сама скажет за что и почему ты стоишь здесь перед Орбазаном.