Сказки Вильгельма Гауфа

Между тем во дворце сделалось великое смятенье: пришел час казни карлика, а он исчез. Принц утверждал, что герцог нарочно скрыл карлика, потому что не желал лишиться своего лучшего повара; говорил, что так поступать нечестно, упрекнул герцога даже в вероломстве. Тогда вспыхнула война между обоими владетельными особами, война известная под именем «Травяной войны». После нескольких битв и большого кровопролития принцы заключили мир, называвшийся «Пирожным миром», потому что на мирном торжестве принц велел своему повару испечь пирожное Сюзерену, которое герцог кушал и не мог нахвалиться.

— Бывают важные последствия от ничтожной причины. — Рассказчик окончил; стали разносить угощение.

— Весело ему жить, — говорил писатель, указывая на Али-Бану, — я готов слушать такие сказки с утра до ночи.

— Хоть мне и семьдесят семь лет, — говорил старик, а все-таки люблю послушать сказки: где бы, кто бы ни рассказывал, уж я непременно тут.

— Скажи, старик, отчего это все так любят сказки, ведь не одни дети, а и мы, взрослые люди?

Но старик не успел отвечать, в зале засуетились: другой невольник готовился рассказывать.

Сказка про жида Абнера, который ничего не видал

ыло это на моей родине, — начал невольник, — в Могадоре, на берегах большого моря, во времена царствования Мулея Измаила в Марокко.

Всякий знает, что жиды народ хитрый и чем их больше теснят и угнетают, тем ловчее и изобретательнее они становятся. Но этим часто они себе вредят. Это случилось и с евреем Абнером, когда он однажды вечером вышел прогуляться за мароккские городские ворота.

В острой, высокой шляпе в не совсем опрятном кафтане, шел он, по временам понюхивая табачку из золотой табакерки. Он осторожно прятал ее, осматриваясь по сторонам и поглаживая свою длинную, острую бородку. Весел и доволен был жид; он зашиб копейку своим разнородным ремеслом: он и врач и купец, маклак и закладчик, ни чем не брезгает, что дает доход. Сегодня он обманул покупателя невольником, за бесценок купил груз камеди и богатому больному изготовил последнее питье его.

Выходя из небольшого пальмового лесочка, он услыхал шум и увидел бежавших придворных конюхов. Они осматривались второпях на все стороны, по-видимому ища чего-то.

— Эй ты! Ученый! Послушай! — кричали они жиду, — не видал ли ты, не пробежала ли тут лошадь в седле и в узде?

— Первый рысак, миленький такой, — описывал жид, — на серебряных подковах, с золотым мундштуком, золотистой масти, большого росту, хвост в аршин?

— Да, да, эта самая! — вскричал старший конюх. — Это она! — повторили прочие конюхи. — Это Эмир! — сказал старый наездник, — сколько раз я говорил принцу не ездить на Эмире иначе как с трензелем. Не хотел меня слушать — ну вот и дождался и сбросила его лошадь. Однако надо спешить, куда же мы пойдем? Куда побежала лошадь? — снова обратились к жиду.

— А я никакой лошади не видал, — отвечал жид улыбаясь, — почему же я могу знать куда убежала царская лошадь?

Удивясь такому противоречию, конюхи пристали к жиду, требовали объяснения, как показались новые гонцы из дворца, опять оглядываясь, словно искали что-то.

— Не видали ли вы собачонки, царской моськи? — спрашивали они.

— Это маленькой-то, с мохнатым хвостиком? — спросил жид.

— Ну да, да!

— Припадает немножко на правую переднюю лапку?

— Она самая, Савака! О счастье, о радость! Царица лежит в судорогах без памяти от такого горя! О Савака! Савака! Где ты? Что с нами станется? Выручи нас, скажи, где она? — умоляли посланные.

— А я никакой собаки не видал, — говорил жид, — я же не знал, что у царицы, дай ей Бог здоровья, — даже есть комнатная собачонка.

Тут конюхи и придворные слуги не на шутку рассердились на жида, дерзнувшего насмехаться над царскими особами. Они схватили жида, в уверенности, что он украл и лошадь и собаку, и привели его во дворец.

Тут принц собрал совет из придворных и знатных людей, чтобы решить как наказать жида.

Рассудив дело, решили бить жида по пятам.

Как ни кричал бедный жид, как ни отмаливался, сколько ни приводил изречений из Талмуда, — ничто не помогало: его били без пощады. «Или верни беглецов, — говорил принц, — или ты поплатишься головою за беспокойство, причиненное мне и царице».

Еще стоны и крики жида раздавались по дворцу, как принцу было доложено, что лошадь и собака нашлись. Лошадь ушла на лужок, где корм ей пришелся более по вкусу, чем на царской конюшне, а собачонка связалась с самым простым обществом мосек, вовсе не по сану королевской собаке.

Мулей Измаил потребовал от жида объяснения. Трижды поклонившись в землю, жид сказал:

— Всесильный царь наш, царь всех царей, властитель пустыни, звезда правосудия, зеркало истины, пучина мудрости, светлый как золото, блестящий как алмаз и твердый как железо, — выслушай меня, если уже ты снизошел к рабу своему, позволив говорить ему.

Клянусь тебе верою праотцев моих, что любезного коня твоего и собачонку, дорогую сердцу государыне моей, — я не видал. Вот как дело было: