Сказки Вильгельма Гауфа

Родина моя Грюнвизель, небольшой городок южной Германии, который ничем не отличается от прочих маленьких городков: посреди площадь с колодцем, крутом площади ратуша, присутственные места, дома главных властей городских и самых богатых купцов; а затем в двух улицах помещаются прочие жители. Там все друг друга знают; если у пастора, доктора или бургомистра лишнее блюдо за столом, то это не останется в тайне; к обеду уже весть эта облетит весь город, а после обеда сходятся кумушки и соседушки переговорить за чашкой кофе об этом необычайном событии, и в заключение кумушки порешат, что бургомистр много выиграл или получил благодарность, а доктор взял с аптекаря взятку, чтобы прописывать рецепты самые дорогие. Можете себе вообразить, как неприятно было такому благоустроенному городу, когда в нем появился человек, о котором никто ничего не знал: ни чем он жил, ни как и для чего приехал.

Конечно, бургомистр видел его паспорт, бумагу, в которой значится кто он и которую у нас всякий должен держать при себе. Итак бургомистр видел паспорт и нашел его в порядке, но объявил у доктора за кофе, что новоприезжий ему все-таки кажется подозрительным. Уж если сам бургомистр нашел приезжего подозрительным, то понятно, что и весь город за ним говорил то же. Между тем чужой нанял помещение — целый дом особняк, стоявший дотоле пустым; привез подводу странных принадлежностей, как то: печку, очажок, таган и пр., и зажил один; он даже сам готовил кушаньем никто к нему не ходил, кроме старика, покупавшего ему припасы; но и тот не смел входить во внутренние покои; хозяин принимал покупки всегда в прихожей, и затем старик уходил.

Мне тогда было десять лет, но я живо помню как весь город встревожился таким странным жителем своим. После обеда он не приходил играть в кегли, вечером не являлся в гостиницу, за трубочкою почитать газеты и потолковать о политике. Напрасно все власти поочередно приглашали его к себе, — бургомистр, судья, доктор, пастор, — он не был ни у кого. Странным, непонятным казалось это грюнвизельцам! Самые разнообразные слухи ходили о чужом; одни говорили, что он помешанный, другие считали его жидом, третьи утверждали, что он волшебник. Мне минуло восемнадцать лет, наконец двадцать, а в городе его все еще называли чужим.

Однажды к нам в город приехал фигляр с учеными зверьми: пляшущий медведь, обезьяны и собаки в платьях, и всю эту комедию возил верблюд. Это наделало много шуму, все сбежались смотреть и к общему удивлению, когда вся шайка проходила мимо дома «чужого», то и он показался в окне, сначала взглянув будто нехотя; фигляр остановился и его отчаянная музыка загремела, дудки засвистели, заплясали звери, и приезжий к общему удивлению от души потешался и хохотал над представлением, особенно смешил его огромный орангутанг. Под конец он бросил столько денег, что все этому дивились.

На другой день комедия покидала город. Хозяин нагрузил своего верблюда корзинами, посадил туда обезьян и собак, сам же с помощниками и орангутангом пошли сзади. Едва они вышли из города, как чужой послал на почту за лошадьми и выехал следом за зверями. Весь город всполошился: куда он поехал? Но к несчастию, никто не мог этого узнать. К вечеру чужой вернулся. В карете сидел еще кто-то: шляпа была надвинута на глаза, а борода подвязана шелковым платком. У городских ворот остановили въезжавших, и привратник потребовал виды их.

Но незнакомец пробормотал что-то на непонятном языке.

— Это мой племянник, — сказал чужой, суя привратнику деньги, — он не понимает по-немецки и ворчит на своем родном языке за то, что вы долго нас задерживаете.

— В таком случае он может ехать и без виду, — отвечал часовой. — Он у вас остановится?

— Да, и вероятно пробудет здесь довольно долго.

Караульный пропустил, не возражая более, но бургомистр и весь город были недовольны таким нелюбознательным привратником. Хотя бы он запомнил, что сказал племянник «чужого», можно бы узнать по крайней мере на каком языке; но привратник уверял, что он доселе такого языка и не слыхивал, но вероятно это был английский; незнакомец проговорил что-то в роде «God dam». Поэтому решено было, что племянник англичанин, и весь город стал толковать о молодом англичанине. Но и тот не показывался, равно как и дядя его. Не смотря на это, о нем говорили в городе еще больше чем о дяде. По временам из их дому слышались крики, шум, возня, видели как молодой англичанин в красном фраке и зеленых панталонах, бегал по всем комнатам от окна к окну, дядя в красном халате спешил за ним с плеткою в руках. Казалось, слышались даже удары плети и затем раздавались жалобные стоны. Такое обхождение дяди с племянником возмущало горожан, особенно разжалобились барыни и умоляли бургомистра вступиться в это дело. Тогда бургомистр написал незнакомцу письмо, в довольно жестких выражениях, предупреждая, что если он не изменит такового жестокого обращения с племянником своим, то этим заставит бургомистра взять молодого человека под свое особое попечение.