Сказки Вильгельма Гауфа

Каково же было удивление бургомистра, когда к нему явился лично сам «чужой», в первый раз через десять лет. Он вежливо извинился перед бургомистром за беспокойство, причиненное ему, и объяснил, что племянника ему доверили сами родители, прося строго держать его. «Он очень строптив и с ним нельзя иначе», — пояснил дядя, добавя притом, что теперь он дает ему уроки немецкого языка, который тому плохо дается, но что без этого его нельзя вывести в свет. Бургомистр остался очень доволен таким объяснением и в тот же вечер поспешил передать всему обществу эту важную новость. — «Я надеюсь, что он скоро будет бывать у меня, как только научится немножко по-немецки», — с важностью добавлял бургомистр.

С этих пор горожане переменили мнение о «чужом»; никто более не говорил о жестокости его, все находили, что он очень милый человек, жаль только, что немножко дик; когда же раздавался жалобный визг несчастного племянника, то грюнвизельцы более не останавливались под его окнами, а проходя мимо говорили коротко, что это урок немецкого языка. Месяца через три немецкий язык был по-видимому изучен, потому что дядюшка озаботился о дальнейшем воспитании своего племянника. В городе жил какой-то несчастный француз, который учил плясать всю молодежь. Дядя послал за ним, предложил ему давать уроки племяннику, сказав ему, что племянник этот, хотя и ученый человек, но танцевать вовсе не умеет, он учился у какого-то странного учителя и у него преуморительные приемы и ухватки. Если учитель берется за такие трудные уроки, то ему дядя будет щедро платить. Учитель согласился и уроки начались. Француз не мог надивиться на странного племянника, являвшегося всегда в красном фраке, зеленых панталонах, завитой, в лайковых перчатках. Говорил он мало и невнятно, при начале урока бывал послушен, но потом на него точно что находило; он бесился, бегал, прыгал; если его учитель останавливал, то он пускал в него туфлею и бежал на четвереньках по всей комнате. Тут появлялся дядя его в красном халате и золотой ермолке на голове и, не говоря дурного слова, стегал своего племянника плетью; тот в бешенстве прыгал по комодам и шкапам, крича что-то на неизвестном языке, но дядя не смущался: ловил племянника за ногу, стаскивал его на пол, и наказав его хорошенько, отпускал, наперед туго затянув ему галстук.

Когда же учитель довел ученика до того, что потребовалась для урока музыка, то ученик будто переродился. Наняли музыканта, посадили его на столе пустой залы, нарядился учитель дамою; хозяин дома дал ему платье и шаль, и вот ученик пригласил его на вальс.

Учитель пошел и был жизни не рад. Ученик как бешеный вертел его, крепко сжав в своих объятиях и не смотря на просьбы, вздохи, даже вопли учителя, вертел его до тех пор, пока музыкант не умолк и учитель не упал без чувств.

Тяжелы были бедному старику такие уроки, но отказаться от хорошей платы ему также не хотелось и он терпел все из-за денег и угощения.

Слыша об этих уроках, грюнвизельцы по своему толковали, по своему они находили в ученике большую склонность к общественным увеселениям, и при бедности кавалеров, дамы наперед уже радовались такому горячему танцору.

Однажды утром кухарки, возвратясь с базару, передали каждая своей госпоже важную новость: что у дома «чужого» стояла великолепная карета с зеркальными окнами и с лакеем на запятках; люди видели как в карету сели два господина, один вероятно хозяин дома, другой — племянник его, дверцы захлопнулись, ливрейный лакей вскочил на запятки и карета покатилась. О чудо! — прямо к дому бургомистра.

Услышав это, хозяйки посбросили кухонные фартуки и утренние чепцы; поднялись суматоха и уборка жилой комнаты, которая превращалась в приемную.

— Наверное приедут и к нам, — говорили они, — старый чудак вывозит племянника в свет, жил целые десять лет, нога его не была у нас, а теперь надумался! Ну да ничего, ради племянника все можно простить: он, говорят, премилый молодой человек!

Так говорили жены, матери, прося дочерей и сыновей своих держать себя прилично и вести отборные речи. И в самом деле, барыни не ошиблись: дядя возил племянника по всему городу, не обойдя никого.