Нечего было делать бедному Каспару. Закололи они корову, а буря становилась все шумнее и шумнее, гром гремел, дождь лил как из ведра и пока они снимали кожу, промокли до костей. Каспар крепко завернул Вильма в кожу и, спросив его еще раз не нужно ему ли чего, — пошел домой, горько плача. Буря ревела, молния сверкала, дождь наполнял болота, и Вильму казалось, что вода подступает к нему, еще минута — и он захлебнется. Завернутый в кожу, он не мог пошевелиться; она туго облегала его, от дождя прилипая все более и более; вода поднималась; вот уже струйка побежала в ухо. Вильм старался высвободиться, поднять голову; он не смел призвать на помощь Бога, но ему страшно было обратиться и к той силе, которой уже отдался.
Он забылся. Вдруг резкий холодный ветер пробудил его. Открыв глаза, он увидел бушующее море и при частом сверканьи молнии — разбитое судно, летевшее по волнам. Поднялся ужасный смерч, налетел на Вильма и подняв его понесся дальше. Несчастный в ужасе закрыл глаза; его ударило о скалистые горы, окамлявшие болото. Там все было спокойно, вода тихо журчала, и Вильму слышалось словно церковное пение. Сначала он думал, что ошибается, но вслушиваясь, узнал и псалом, который слыхал прежде у голландских рыболовов. Голоса неслись из долины. Вильм с трудом пододвинулся к камню и приподняв на него голову увидел шествие, идущее прямо на него. На всех лицах выражалось горе и тревога, а с мокрой одежды капала вода. Подойдя к нему, все умолкли. Спереди шли музыканты, затем моряки, потом рослый здоровый человек в старинном платье, шитом золотом, с мечом за поясом и с рупором в руке. Налево шел маленький негр, который нес трубку и давал по временам курить своему господину. Последний остановился прямо перед Вильмом; по обе стороны от него разместились прочие, одетые не так нарядно, как он. Все курили трубки. Позади шел также народ: там были и женщины, иные с детьми на руках, другие держали их за руки; все в богатой, но чужеземной одежде. Кучка голландских матросов заключала шествие, и у каждого была крошечная трубочка в зубах и полон рот табаку.
Вильм со страхом смотрел на них. Долго и молча стояли они перед ним; дым становился все гуще и гуще; они напирали все ближе и ближе, и несчастному Вильму казалось, что вот-вот его затеснят, задавят; холодный пот выступил на лице его. Он вскинул глаза к верху и ужаснулся. У самого изголовья его сидел тот сухой старикашка так же мертво и неподвижно, как в первый раз; но теперь, точно нáсмех всему собранию, у него также была трубочка в зубах.
— Во имя того, кому вы служите, скажите, кто вы и чего вам от меня нужно? — в отчаянии вскричал Вильм.
Рослый человек затянулся табаком и затем, передав трубку мальчику, отвечал замогильным голосом:
— Я Альфред Франц Свельдер, командир амстердамского корабля «Кармилана», погибшего со всей командой на обратном пути из Батавии. Вот мои офицеры, вот храбрые матросы, вот пассажиры. Зачем вызывал ты нас из тишины морской? Зачем нарушил наш покой?
— Я желал знать, где сокровища погибшего корабля?
— На дне морском.
— Но где именно?
— В Стинфольской пещере.
— Как достать?
— Нырнуть.
— Много ли я найду?
— Больше, чем тебе когда-нибудь понадобится.
Старик зашипел, и все громко рассмеялись.
— Все ли? — спросил капитан.
— Все, мне больше ничего не нужно, — отвечал Вильм.
— Ну так прощай, да свиданья! — сказал голландец, и все собрались снова в путь. Музыканты выстроились впереди, и шествие двинулось в том же порядке и с тем же торжественным пением, как и пришло. Музыка становилась все тише и тише, и наконец вдали вовсе умолкла, заглушенная шумом и плеском волн.
Теперь Вильм собрал все свои силы, чтобы вырваться из оков. После долгого труда ему удалось вытащить одну руку, тогда он ею свободно распутал веревки и вылез вон. Без оглядки побежал он домой; там Каспар в забытьи лежал на полу. С трудом Вильм привел его в себя; Каспар опомнился и, узнав своего друга, заплакал от радости. Но не долго пришлось ему радоваться: Вильм опять затевал что-то недоброе.