Сказки врут!

— Да нет, просто дразнили так. Они с Кирей с юга Бессарабии — в роду кого только нет: болгары, румыны, гагаузы, хохлы… В любом случае не пара он был царевне. Весь первый курс страдал, а со второго его отчислили. Не сошёлся с деканом во взглядах на современную медицину, да так не сошёлся, что сессию завалил с треском. А там и повестка из военкомата прилетела. Кирюша уже работал на компанию, мог бы помочь. Но Сокол — птица гордая. От помощи отказался и отправился отдавать гипотетический долг гипотетической родине, н–да… Вернулся через два года, но не в Одессу, а к брату, во Францию. В Лионе перед начальством засветился. Диплом всё‑таки получил… А потом, даже не скажу, сколько лет прошло, вдруг сорвался, как почувствовал что‑то, и к ней, к царевне. А её тем временем уже из больницы выписали…

— Как выписали? — переспросила я, не поняв, где и что упустила.

— А как у нас выписывают, Насть? Умирать. Рак не помню чего в последней стадии. Ни папины связи, ни деньги не помогли. Всё, финита. Заказывайте музыку, пеките пирожки. Только Сокола это, естественно, не устроило. Подогнал машину к подъезду, растолкал скорбящих родственников, сгрёб свою царевну со смертного одра и увёз, никому ничего не объясняя. К тётке в село, под Измаил. Кирюшка тогда к нему ездил. Говорил: заперся он с ней в комнате и неделю не выходил. Не ел, не спал, силы, сколько было, всё в неё вбухал. Но на ноги поднял. Потом к морю повёз, к дельфинам. Есть такая терапия, не помню, как называется. Потом в Татры, домик у них с братом там был. А помимо лечения, наверное, цветами–подарками заваливал, дифирамбы пел, стихи читал… Как он читал, Настя! Это слышать надо было. Вацлав Крушницкий, земля ему пухом, при каждом случае Сокола к себе в кабинет зазывал: коньяк по бокалам разольёт, вроде как за жизнь поговорить, а сам обязательно на стихи свернёт. Есенин, Пастернак… И ведь что странно: по–русски же не бельмеса, но слушает, чуть ли не плачет…

— Кто? — окончательно потерялась я.

— Крушницкий. Сокол в его ведомстве работал.

— А царевна?

— А что царевна? Выходил он её. Привёз домой, живую–здоровую, и сделал официальное предложение. Естественно, она согласилась. Только согласилась не от внезапного большого чувства — элементарно, из благодарности.

Натали умолкла, наверное, действие чая постепенно сходило на нет, но я уже поняла, чем закончилась эта история.

— В один прекрасный день она решила, что отблагодарила сполна?

— Нет, — усмехнулась баньши. — В один прекрасный день он решил, что сыт по горло этой благодарностью, и подал на развод. Оставил ей квартиру в Одессе и домик в Татрах. Звонит на каждый день рождения, Новый год и Восьмое марта. Бросает всё и мчится по первому зову: когда папу–царя турнули с поста со всеми вытекающими, когда у её второго мужа случилось прободение язвы, когда при родах у неё возникли осложнение, и потом, когда её дочка вдруг начала заикаться…

Внезапно потянуло от двери, сквозняком шевельнуло волосы, и мы с Нат одновременно развернулись: в тёмном проёме мелькнула какая‑то тень.

Господи, что за дом — всё подслушивают, подглядывают… Выпытывают чужие тайны.

Серёжка гремел на кухне посудой — взялся‑таки помыть. Антон затаился в своей комнате. Значит, Сокол. Я чувствовала себя ещё более неловко, чем после того, как он наорал на меня за чай, но сделала над собой усилие и вышла на балкон.

— Я… Мне…

— Здесь есть телевизор, Ася, — сказал он, не оборачиваясь. — Если захочется слезливых историй, посмотри какой‑нибудь сериал, их на каждом канале полно.

— Я не хотела.

— Верю. А любопытство не порок.

Права была Нат: снова шуточки, насмешки. К утру и не вспомнит. Или сделает вид…

— А Серый твой всё‑таки везунчик, — хмыкнул мужчина, взглянув на меня через плечо. — Два раза за один день подфартило твоего чайку не попробовать.

— Один раз, — выпалила я и тут же зажала рот ладонью. Похоже, чай начал действовать и на меня.

— Один? — требовательно переспросил тёмный, развернувшись.

— Я… Он… — Правда рвалась наружу, как ни старайся! — Тот, утром, который с зельем фей, был не для Серёжки… Он…

— Ну? — хищно усмехнулся колдун.

— Для меня, — выдохнула я и закусила губу.

— Запущенный случай.

Сокола мало интересовали мои откровения, куда меньше очередной сигареты, и я, так и не извинившись, позорно сбежала, покуда не сказала ещё чего‑нибудь, о чем потом обязательно буду жалеть.

Глава 12

Ночью Серёжка снова ворочался, колдун храпел, а я никак не могла уснуть, не только из‑за этих двоих, но и из‑за собственных мыслей. Мысли, по–хорошему, нужно было гнать сразу, как это делают Сокол и Нат, и как уже, кажется, научился Серый: ведь на кону его жизнь, репутация тёмного, возможно, положение в компании мужа Натали и её самой. И об Антоне забывать не стоит — если что случится, светлое начальство по лысой головке не погладит.