Сказки врут!

— Жизнь сложная штука, Настя. — Нат отпустила меня, позволив снова прилечь на подушки. Утёрла рукавом слезы. — Слишком сложная, особенно наша. Работа, будь она неладна. Положение. Черствеешь, грубеешь. Перестаёшь замечать и ценить что‑то важное. Но есть вещи… Я не знаю, как объяснить. Вещи, события, люди… Якоря, которые удерживают тебя, не дают сорваться. И Сокол — мой якорь. Один из немногих оставшихся. Поэтому… Давай, я тебе просто расскажу? Это не бог весть какой секрет, но в наших досье тот случай не значится, и известно о нем немногим. А ценен он, наверное, только для нас двоих… А может быть, только для меня. Это давно было. Мы с Францем год как поженились, ждали ребёнка. Ты же знаешь, как ведьмы рожают? Ах, да, откуда тебе… В общем, смысл сводится к тому, что ведьма — я ведь тоже ведьма в каком‑то плане — обязательно должна пройти весь путь до конца, должна родить ребёнка самостоятельно, впустить его в мир, поделиться жизнью, поделиться силой. Это не просто приметы — это научная теория, подтверждённая многовековой практикой. Ну а мне с моими, хм, вокальными данными, сама понимаешь… Вдруг закричала бы как‑то не так? Не сдержалась бы? Франц за полгода нанял лучших специалистов, оборудовал родильную палату прямо у нас в доме. Какие‑то серьёзные дядьки осматривали меня, что‑то измеряли, записывали, обещали во всем разобраться и найти приемлемый выход… А за три недели до установленного срока Ник решил появиться на свет, и выход нашёлся только один — кесарево. И вот представь, меня уже готовят к операции, я реву как дура, вокруг врачи бегают, и входит Сокол. Кирилл тогда у нас жил, а он просто к брату приехал — я о нем и думать забыла: гуляет себе мальчик по усадьбе, ну и пусть гуляет. А тут зашёл: халат, шапочка — до сих пор не знаю, кто их ему дал — настоящий доктор, и плевать, что только–только на второй курс перешёл. Подходит ко мне и вдруг как схватит за горло. «Ты у меня, — говорит, — Наташка, сейчас родишь и не пикнешь», а я смотрю на него и понимаю: и правда, не пикну. И так страшно стало: мне же и до этого предлагали искусственную немоту устроить, только предупреждали, что голос, возможно, полностью уже не восстановится. То есть голос‑то восстановится, а способности — уже нет. И тут этот недоросль влез! И хоть бы что ему. Я в панике, а он присел в сторонке и, представляешь, командует оттуда врачам: давайте, мол, начинайте, а я посмотрю. Насть, поверишь, убить была готова. Я мужа не пустила, не хотела, чтобы он это видел, а тут какой‑то пацан заявляет, что он посмотрит! Слова сказать не могу, слезы в два ручья, меня чуть ли не силком на родильный стол волокут… А этот нахал ещё и ухмыляется: «Гордись, Наташка, ты у меня первая будешь!» А потом… Потом помню, как Ник закричал. Слава богу, не в меня удался. Слышу его и чувствую, что и сама уже могу… Да так могу! А Сокол… Акушерка Ника обтёрла, в пелёнку завернула и мне несёт, а он просто подходит и, ни слова не говоря, забирает у неё малыша и уже сам приносит мне. «Поздравляю, — говорит, — у вас мальчик… Всегда мечтал это сказать». Разворачивается и просто уходит. Оказалось, у него в тот вечер самолёт был, домой. И увиделись мы в следующий раз уже почти через три года, когда он насовсем к Кирюшке перебрался…

Натали умолкла, перевела дух, смахнула вновь выступившие за время рассказа слезы и посмотрела на меня.

— Прости, сентиментальные бредни… Только не знаю, как ещё объяснить, кто он для меня и что. И сколько у нас потом ещё всего было, но тот день…

— Я понимаю, Наташ. Честно, понимаю.

Я действительно её понимала, как понимала и то, о чем Натали не сказала и чего она, возможно, сама не успела обдумать за то короткое время, пока смотрела на нож, готовый обрубить её якорь: если бы мне не достало сил сдержаться, крик баньши убил бы меня уже в следующую секунду. Хорошенький был бы конец у нашей сказочки, Сокол. Жили они недолго и несчастливо, зато умерли в один день.

Как же здорово, что ещё есть на свете настоящая дружба. М–да…

— А хочешь, я тебе фотографии покажу? — предложила Нат. — Ника, Франца, дом наш? У нас там хорошо. Может быть, приедешь как‑нибудь. А что? Давай, а? Паспорт есть? Я тебе визу за день оформлю…

Угу. Сразу же после Хортицы — к вам.

Прям отбоя от приглашений нет. Сейчас ещё Сокол для полного счастья в гости позовёт — и всё, можно считать, жизнь удалась.

Когда пришёл Серёжка, мы с Нат рассматривали фотографии. Женщина уже успокоилась, комментировала с улыбкой каждый снимок. Сыном, красивым парнем, таким же черноволосым и синеглазым, как и она, открыто гордилась. О муже говорила с теплотой и нежностью. Иногда попадались старые семейные фото, на которых мелькали то Кирилл, то Сокол, но ни о том, ни о другом она больше не заговаривала, пролистывала молча.

— Что у вас тут? — Серый присел рядом со мной.

Натали проворно захлопнула нетбук.

— Уже ничего. Серёжа, побудешь с Настей? А я пока придумаю, чтобы такого на ужин сварганить. Нужно же отметить первую победу над Ван Дейком?