Сказки жизни. Новеллы и рассказы

И зачем он, дурак, придумал эту причину – свое внезапное безденежье? Надеялся таким образом оградить себя от всепожирающей страсти Уилла, в последнее время дошедшей от обожания, которое Лоренс поначалу милостиво принимал – до умопомрачения, когда Уилл ему наскучил. Как униженно тот ползал, рыдая у ног, на этом самом ковре, им же подаренном, в злополучный день, когда Лоренс сказал, что вынужден принять предложение некоего богатого джентльмена, поскольку отец резко уменьшил его содержание. Это было чистейшей неправдой. Папаша-лорд, хотя и не думал признавать сына официально, всегда заботился о них с матерью. Оплатил достойное воспитание, учебу в университете, даже прихоть занятий живописью, и назначил ежегодную сумму, вполне достаточную для безбедной жизни. Порой Лоренсу казалось, что милорд не только его стыдится, но втайне опасается какой-нибудь компрометирующей выходки. Это уязвляло и в то же время льстило ему.

Так вот какой выход нашел Уилл – совершив подлог документа, обокрасть своего отца! Внезапное превращение добропорядочного буржуа… Правда, когда-то он похвалился Лоренсу, что, занимаясь делами в их конторе, удивительно наловчился подделывать отцовскую подпись – конечно, ради шутки! – так что даже приказчики не могли отличить. А дотошные служащие банка сумели. Но какого черта его угораздило исповедоваться отцу во всех грехах?! Неужели понадеялся, что тот растает от умиления перед его любовными страданиями и все простит широким жестом? Безмозглый идиот!!! И его утянет за собой в пропасть! Хорошо, что матушка не дожила до позора. Теперь конец всему… Хоть пулю в лоб! Куда бежать, где скрыться?

Он погиб – схватят и забьют, как шелудивую собаку, а ведь ему только двадцать пять лет. И без того с детства на нем клеймо отверженности, всю жизнь он обречен ловить на себе любопытные взгляды и слышать за спиной шепот пересудов. Все норовят заглянуть к нему в спальню и в кошелек… Почему он должен расплачиваться за чужие грехи? О, если бы люди оставили его в покое, будто он сделался невидимым! Чтобы жить открыто, без опасений, ни от кого не таясь. Хоть нагишом средь бела дня ходи – чтоб ненавистным ханжам и святошам не было до него ни малейшего дела! Почему человеку непременно нужно подтвердить породистость, как на собачьей выставке, а иначе эти лицемеры не удостоят своим вниманием? Если б знать, что его ожидает такая участь, лучше всю жизнь провести в одиночестве…

* * *

Лоренсу пришлось скрыться из Лондона и поселиться в маленьком городке в Девоншире. Только годы спустя, когда начавшаяся Мировая война затмила все скандалы, он рискнул вернуться в столицу, неприметно прожил до старости, давая уроки рисования.

Жизнь девятая – Нина (1995 г. Россия)

Нина скосилась на часы над дверью, до конца второй пары оставалось еще пятнадцать минут. Она порядком замерзла, несмотря на два обогревателя по бокам, все равно в одном месте жарит, а другом тянет сквозняком. Тело давно изнывало от неподвижности, к тому же на этой постановке ее посадили с таким вывертом, что сильно мозжила поясница. Чтобы скоротать время, со своего помоста Нина обвела глазами аудиторию. Большинство нетерпеливо маялось за мольбертами, дожидаясь конца занятий. Лишь некоторые, спохватившись, бросали на натурщицу цепкие взгляды, делая быстрые выпады кистью. "Перед смертью, ребятки, не надышитесь…"

Она вновь с тоской посмотрела на часы – прошло всего две минуты. В сегодняшней группе был ее любимец Андрей. Тщедушный и остроносый, с волнистыми длинными волосами, что при теперешней бритоголовой моде выглядело редкостью, он необъяснимо нравился ей. Напоминал юношей на старинных портретах. Иногда она даже беспокоилась, не побьют ли его за прическу, не пристают ли парни на улице? Буквально у нее под носом на первом курсе завихрился его роман с той вертлявой девицей и резко оборвался, чему Нина была очень рада. Должно быть, сказывался ее нереализованный материнский инстинкт.

Вообще-то Нину привлекали мужчины другого склада и старше лет на десять. Наверно оттого, что в детстве не хватало отца, когда родители развелись, и сильный пол долго оставался чуждым и загадочным племенем. Поэтому двадцатипятилетний Сергей так ее обморочил в свое время – почти мимоходом, не прилагая никаких усилий и чуть презрительно удивляясь ее самозабвенной любви. Как бежал по своим делам, вынужденно затормозив у эскалатора в метро, где толпа притиснула их друг к другу, так и относился к ней – временной попутчице, и только. А у нее вся жизнь рухнула под откос в семнадцать лет…