— Фея.
Елена Николаевна удивленно взглянула на собеседницу и опять промолчала.
— Ну что ты дуешься? — обиженно проныла монахиня. — Я же не заставляю тебя обращаться ко мне «ваша светлость». И в то же время не могу допустить, чтобы мы были на равных. Ведь разница между нами несомненно есть. Мое благородное происхождение просто обязывает меня поддерживать дистанцию между собой и такими, как ты. Не возвышая себя, я вижу только один способ сохранить ее — унизить тебя. Ты понимаешь? Это не личный выпад. Это дань моему более высокому положению, Лена Николавна.
— Откуда вы меня знаете? — удивилась Елена Николаевна.
— Noblesse oblige, — улыбнулась монахиня. — Положение обязывает. Ты, Лена Николавна, недалекая женщина. Стишки тут на надгробных плитах выцарапываешь. Да и сама уже одной ногой в могиле. А в голове все еще кисель вместо мозгов.
— Какая вы несносная грубиянка! — вспыхнула Елена Николаевна.
— Есть у кого учиться! — хихикнула фея и ткнула грязным пальцем в фотографию.
Затем, порывшись в складках своего одеяния, она достала оттуда мелок и присела перед плитой. Елена Николаевна с изумлением наблюдала, как та, высунув язык, что-то там старательно выводит.
— Готово! — наконец самодовольно заявила она и отползла.
— «И каждому воздастся», — прочла Елена Николаевна. — К чему это? Вы ее знали?
— Да, — равнодушно кивнула монахиня. — Она была моей падчерицей. Наворотила такого, что уже никак не исправишь. Вот я, например, думаешь, всегда такой была?
В глазах ее на мгновение промелькнул стальной блеск. Но он тут же погас, и фея принялась рисовать на надгробии человечка.
— Вы не в своем уме, — констатировала Елена Николаевна.
— Тю! — брезгливо скривилась собеседница. — Какие громкие слова! А почем ты знаешь, который из умов — мой?
— Это невозможно! — настаивала Елена Николаевна. — У нее не могло быть мачехи.
— Почему же? — весело вскинула брови фея.
— Потому что она была моей родной дочерью.
— Дочерью?! Ты до сих пор считаешь ее своей
Елена Николаевна глядела в ее безумные глаза и чувствовала, что теряет нить разговора. Не совсем уверенно она произнесла:
— Я была ее мать.
— Глупости! — крикнула фея и, неимоверно быстро вскочив, схватила Елену Николаевну за грудки и прорычала в лицо:
— Ты. Это была
— Я? — опешив, Елена Николаевна даже не пыталась вырваться.
— Такое бывает редко, — продолжала фея. — Но все-таки бывает. Люди не умеют понимать друг друга. Но страшнее всего, что они разучились понимать самих себя. Это вырождение. Человек отказывается от того, что было предназначено ему самой судьбой. Он сознательно деградирует, упрощая свою жизнь до существования. Идет необратимый процесс — Жизнь становится смертной. Умирая телом, сознание не возрождается.
— При чем здесь я? — пролепетала Елена Николаевна, пытаясь отпихнуть от себя сумасшедшую женщину.
— При чем?! — заорала та вне себя от злости. — При том, что все это происходит из-за таких, как ты! Это
— Я? — опешила Елена Николаевна. — Не понимаю вас.