— Почему? — Фламбо склонил голову набок, разглядывая старинного знакомого. Отец Браун никогда не уставал его удивлять.
— Просто убийцу очевидно волновало совсем иное. Зато я убедился, что мистер Траунстайн невиновен. Отвращение, возникающее на его лице при одной мысли об удушении, невозможно подделать. Если бы он убил невесту, то сбросил бы её с обрыва или зарезал… какая-нибудь романтика, не предусматривающая поиска алиби и дальнейшего хладнокровного заметания следов.
Нахмурившись, маленький священник умолк. Фламбо терпеливо ждал. Отец Браун часто заводил его в тупик необычными рассуждениями, однако затем обязательно разъяснял ход своих мыслей. Иногда, правда, он делал это после настоятельной просьбы, поминутно извиняясь и честя себя тупицей либо остолопом, но Фламбо уже привык. Сетования на неспособность внятно сформулировать простейшие мысли были такой же неотъемлемой частью отца Брауна, как и острейший ум… или выдающееся умение поглощать невероятное количество пирожных.
— Видите ли, друг мой, — отец Браун соскочил с дивана и забегал по кабинету, смешно семеня при ходьбе, — мне доводилось исповедовать людей, которые не могли совладать с… разными желаниями. Среди них были и несчастные, одержимые жаждой немотивированных убийств. Ну, то есть, это обычные люди назвали бы их действия немотивированными. Для самих же исповедовавшихся их поступки укладывались в стройную, логичную, я бы сказал по-своему безукоризненную схему.
Месье Фламбо, в недалёком прошлом — гроза всех сейфов и банков Европы, глядел на круглое, невинное лицо отца Брауна и думал о том, в какие же бездны человеческой души порой приходилось погружаться маленькому священнику, и какие же чудовища поджидали его там.
Отец Браун, похоже, и не подозревал о невесёлых размышлениях старинного друга. Память унесла священника далеко от уютного кабинета, в тишину исповедальни, туда, где кающиеся грешники поверяли ему и Господу свои грехи.
— Все те люди, что совершали убийства по причине нервного расстройства, появления видений либо голосов, или просто из-за буквально физической неспособности остановиться — такое тоже случается, — все они действовали определённым способом. Полицейские чины ещё называют его «почерком преступника».
— Я знаю, что такое преступный почерк, — улыбнулся Фламбо.
— Не сомневаюсь, — серьёзно кивнул отец Браун. — Их методы разнились, разумеется, но общим было одно: они совершенствовались от убийства к убийству. Вначале мучили жертву неуверенно, боялись, стыдились, совершали ошибки, однако со временем преступления становились всё более дерзкими, убийцы набирались опыта, их почерк выкристаллизовывался.
— Это свойственно любому преступнику, не только душевнобольным убийцам, — пожал плечами Фламбо.
— Истинно так! — воскликнул отец Браун. — А как же действует злоумышленник в нашем случае?
Выражение лица Фламбо стало очень задумчивым.
— Кажется, я понимаю, — прошептал он.
— Убийство номер один: Друзилла Хартли, — отец Браун не слишком-то изящной походкой приблизился к столу и зашуршал газетными вырезками. — Убийца учёл все мелочи. Костюм спящей красавицы и без того детален, однако нашему неизвестному этого показалось недостаточно. Отсюда покрывало и веретено. Вдобавок, подземелье, как аллегория сна, в который погрузилось лишённое самого дорогого сокровища королевство. Не хватает только прекрасного принца, что ворвётся в уснувший замок и разбудит девушку поцелуем. Друзилла умерла во сне, без страданий. На шее следов нет.
— Печальная сказка, — поморщился Фламбо.
— Вы правы, — живо отозвался отец Браун, — и как любая другая сказка, она таит в себе зерно истины, погребённое в сияющем хрустальном гробу домыслов и фантазий. Но вот вам другая история — убийство Дейзи Уоллет. Тут наш сказочник не церемонился: он руками задушил несчастную девушку, напялил на неё грязную тряпку взамен её собственного передника, вымазал лицо сажей и, словно бы в насмешку над историей Золушки, бросил рядом с мёртвым телом обслюнявленный старый тапок, который свалился бы с ноги Дейзи, сделай она в нём хоть шаг, не говоря уже о танцах на балу. Где прежнее любовное внимание к деталям истории? Где желание сохранить и подчеркнуть прелесть и чистоту девушки, столь ясно читаемое в первом случае? О нет, это совсем другая сказка! Она не о нежности и страсти а, скорее, о безразличии.
— Убийца мог торопиться и не подготовить всё так же тщательно, как в первый раз, — возразил Фламбо.
— Но почему? Что мешало ему подготовиться? Полиция? Но он уже продемонстрировал своё мнение о способностях полицейских, убив девушку, когда те спокойно спали прямо над местом преступления! Так что же?
— Дейзи что-то видела или слышала. Она могла рассказать об этом полиции. Это единственное объяснение, которое я вижу.
— Напрягите воображение, дорогой друг, — укоризненно покачал головой отец Браун. — Например, девушка могла ничего не знать, но убийца случайно увидал её возле сундука, в котором брал веретено, и запаниковал. Такое тоже случается. Или вот вам ещё вариант: убийц было двое, они соревновались друг с другом…