— Не грубите старшему по званию. Объясняю. Там находишь группу Додельщиков — помнишь Семенов?
— А как же! Очень милые люди! Кое-кто из них, кажется, хотел оторвать мне башку и выкинуть ее на улицу?
— Бред, — сказал Кащей, впрочем, не совсем уверенно. — Словом, находишь их и просишь принять в свою Кампанию.
— Может, в компанию?
— Именно в "Ка". Они как раз собираются на Доделывание сказок, придуманных этим подлецом-антисказочником! Ведь, если этакую мертворожденную сказку не излечить, она высосет немало жизни из нашей и так уже достаточно обескровленного Царства!
Голос его дрогнул, в уголке мрачно-пустого глаза появилась непрошеная слеза.
— На жалость не дави, — жестко сказал я. — На жалость не дави. Думаешь, я забыл, как вы меня подло выкрали из моего мира? А иголки? А ежедневные измывательства, коим я был подвергаем?
— Че? — Кащей буквально врос. — Коим-коим ты был подвергаем?
— Ну, может, и не был. Но времени еще достаточно, не так ли?
— Верно, — лязгнул челюстями наставник. — Достаточно на то, чтобы я взял вот эдак твою жалкую тушку и — надвое ее! Надвое!
— Нет такого правила! — быстро сказал я. — Мне уже дерево все-все рассказало! И ничего мне не будет!
Кащей прищурился.
— Ой ли? — сказал он ласково, и до моей шеи будто кто-то очень нежно дотронулся. Холодными скользкими щупальцами.
— Так, — деловито сказал я. — Хватит глупить. Что я делаю с Додельщиками, Кащей?
— Идешь с ними за Кампанию, обучаешься, тренируешься, чтобы, как только столкнешься с Антисказочником, смог бы ему противостоять.
— А что, и такое может быть? Я уж лучше вас позову.
— А если нас съест саранча? — вставил Колобок. — Хоть изорись тогда.
— Хорошо, но обучать-то кто меня будет? Додельщики — они же не Сказочники!
— Помнишь, что я тебе говорил про сны? Будешь снить себе уроки.
— Короткие, — сказал я. — По десять минут. И большая перемена.
— Увидишь, — усмехнулся Кащей. — Будет тебе перемена.
— Ну а вы?
— Ну, а мы идем сейчас до саранчи. И, если она нас не съест первыми, будем искать Антисказочника, применяя дедукцию.
— Ты мне так и не рассказал, что это за фигня!
— А, — сказал Кащей лениво, — собственно, и не надо.
С этими словами они с Колобком развернулись и побрели куда-то сквозь грязь и гниль.
— Здорово, — сказал я. — А как же "Пух! — и нету"?
— Тут недалеко, — не оборачиваясь, сказал Колоб.
— Рядом, — поддержал его Кащей.
И ушли.
А я остался.
И еще дерево.
Которое, стоило мне про него вспомнить, поддало мне под зад веткой.
— Давай ищи Атрибуты, — проскрипело оно и дерзко передразнило Кащея. — Не забыл, что искать?
— Ты-то хоть заткнись! — попросил я.
Конечно, я помнил про эти дурацкие Атрибуты. Кащей мне все мозги проел, вдалбливая основы сказочницкого ремесла.
В частности, я узнал, что, оказывается, Сказочник просто-таки шагу не может ступить без своего волшебного Запоминальника. Оказался зловещий Запоминальник всего-навсего разумной (хорошо хоть не говорящей) записной книжкой, в которой сами собой возникали мысли, рождающиеся в воспаленном мозгу настоящего Сказочника (мне заранее было очень и очень жалко свой будущий Запоминальник).
Еще в аксессуары Сказочника входили:
а) Плащ-Палаты (длиннополое одеяние, при особом броске на землю превращающееся в элегантный домик с удобствами — отхожей ямой и жестяным корытом!);
б) волшебная Палка-Втыкалка (при правильном воткнутии ее в землю тут же начинал бить источник Живой воды, но на правильное воткнутие, сообщил мне Кащей скептически, я могу не рассчитывать ближайшие лет пятьдесят);
в) Швейцаров Нож (такая штуковина, похожая на безголовую рыбу, нажимая коей на живот, можно было извлечь из ее туловища множество полезных вещей вроде упомянутого выше ножа, вилки, ложки, шила и чесалки для спины. Это я так для себя решил, Кащей же объяснил, что "чесалка" на самом деле — средство против оборотней. В доказательство он сжал двумя пальцами свою собственную "чесалку", которая мгновенно выросла до размеров нормальной руки и хищно заскребла в воздухе блестящими когтями. "Серебряные", — сообщил Кащей, — "Ни один перевертыш не справится, ежели один на один". Мне не улыбалось выходить один на один даже с самым ледащим оборотнем, но пришлось согласиться, что вещь и в самом деле довольно невредная.
Проще всего оказалось найти вышеупомянутый Нож — скрежеща и повизгивая, как живой, рылся он в громадном тюке с неизвестно чьей, траченой молью шерстью.
— Не вышло, — сказал Орех сумрачно.
— Как это? — я помахал в воздухе ставшим вновь рыбой Ножом. — Во! Гляди!
— У Туманяна не вышло, — сказало, вздыхая, дерево. — Скорняк местный. Считал, что шубы из оборотневых шкур уберегут хозяина от напастей.
— Ан нет? — уточнил я.
— В том-то и дело. Нет, ничего шубы были, теплые, даже цвет приятный. Только — вот потеха! — каждое полнолуние эти милые предметы одежды превращались в омерзительные кожаные плащи.
— Почему омерзительные?
— Как это — почему? Из человечьей кожи плащи-то были!
Меня продернуло до пяток.
— Вроде бы положено наоборот? Из человечьей — в волчью, кожу-то.
— Шкуры, — лаконично отозвался Орех. — На них, видать, законы сказочные по-другому действуют.