Сказочные повести. Выпуск седьмой

Однажды в сети к паукам-крестовикам попал светлячок. Странно, как он, светлячок, не разглядел растянутую на пути сеть-паутину, но позднее выяснилось: у него испортился фонарик, и он сослепу влетел в ловушку. Пауки-крестовики тут же потащили светлячка в подземелье к своему королю. Граб сидел на мышонке, который служил ему троном. По бокам короля стояли телохранители. В одной руке они держали по сучковатой дубинке, в другой, поднятой вверх, сжимали гнилушки. Холодный, зеленоватый свет гнилушек освещал сырые стены и хмурое, с растрёпанными на щеках волосами лицо самого Граба.

Мохнобрюх, перебирая тонкими ногами, протанцевал перед королём что-то замысловатое, понятное только им обоим, и Граб поднял костлявую руку.

— Получишь ещё один крест, — сказал он Главному пауку и уставился странными глазами-искринками на пленника.

— Я светлячок, — робко представился пленник. — Я хороший светлячок.

— Ты плохой светляк, раз летаешь с испорченным фонарём, — скривился Граб. — Говори, не видел ли ты где красивого и богатого города? Я хочу завязать с его жителями дружбу.

— Видел! — простодушно пискнул светлячок.

Граб даже подпрыгнул на мышонке.

— Где ты его видел? — закричал он, барабаня лаптями по впалым бокам мышонка. — Покажешь дорогу!

— Вчера… вечером, — начал светлячок, — я летал за трёхглавой горой…

— Знаю эту гору! — взвыл Граб. — Дальше что?

— Я летал и далеко впереди увидел много других светлячков, но это были не братья-светлячки. Это были… крыши. Они ярко блестели под луной. Передо мной оказался город, и я полетел по улице. Там в сухих домах сидят немного похожие на тебя… — светлячок замялся.

— Ваше величество-о! — в голос прокричали телохранители.

— Ваше величество, — охрипшим голосом повторил светлячок. — Они поют весёлые песни и звонко стучат серебряными молоточками по золотым пластинкам. У них ясные глаза и весёлые лица…

— Хватит! — перебил Граб и, обращаясь к телохранителям, приказал: — Исправить у него фонарь, и пусть служит у нас светильником. Свет от него холодный и приятный, как от гнилушки.

Король соскочил с шатающегося от усталости мышонка и стал бегать по пещере. Он даже не замечал, что одна травинка на ноге развязалась и берестяной лапоть свалился. Граб шлёпал босой ступнёй по мокрому полу, выкрикивал:

— У-у, ясные глаза! У-у, добрые лица! — Он остановился перед Главным пауком: — Ступай, Мохнобрюх, наверх и вышли в разведку кукушонка! Если всё, что наговорил этот испорченный фонарь, правда, я нарисую тебе ещё один… — Тут король задумался, потому что рисовать новый орден на пауке было негде. — Ладно, — решил он. — Я прямо из тебя самого сделаю крест и покрою золотом, которое мы завоюем.

Мохнобрюх тут же исполнил радостный танец и побежал выполнять приказание. Король пнул ногой мышонка, который успел свернуться на полу и уснуть.

— Подождём вестей от кукушонка, — проговорил Граб, снова усаживаясь на мышонка. — Будем воевать с ясноглазыми, у которых много золота и оттого весёлые лица. Я покажу им песни!

В это время Главный паук — Мохнобрюх — только что отправил в разведку кукушонка, а сам обходил дежурные посты пауков-крестовиков. Проверив, хорошо ли натянуты сети и не спят ли дежурные, Мохнобрюх заглянул в тюрьму, куда на ночь запирали пчёл-пленниц. Наработавшись за день, пчёлы лежали на дне ямы и не шевелились. Паук довольный пошёл дальше. В тюрьме для водовозов-улиток тоже всё было тихо. Улитки спали в своих хрупких домишках, но по лужицам на полу ямы было видно, что и во сне они горько плачут. И опять Главный паук остался доволен.

К тюрьме для сильных и огромных муравьёв Мохнобрюх подбирался осторожно. Он боялся этих чёрных рабов, челюсти которых могли бы легко отделить его голову от круглого брюха. И хотя муравьи были смирными, будто не сознавали своей силы, Мохнобрюх всякий раз трусил, глядя на них даже сквозь решётку. И теперь он не подошёл близко к яме, а остановился поодаль. Всё было тихо, и Главный паук повернул назад, но его кто-то осторожно окликнул. Он оглянулся и увидел мокрицу. Тяжело волоча своё вздутое серенькое тельце, эта капля воды на белых ножках, боязливо оглядываясь, подползла к Мохнобрюху.

— Хозяин! Хозяин! — закричала она шёпотом. — Мальчик-груб пробрался в тюрьму к муравьям и о чём-то шепчется с муравьём-великаном. У этого мальчика жалостливое сердце и добрые глаза. Он часто без страха смотрит на солнце. Это ужасно! И хотя у него длинный нос, он, я клянусь сыростью, совсем не похож на своего короля. И таких в нашем королевстве я заметила несколько. Это опасно!