Скелеты в шкафу никогда не врут (СИ)

Некоторые другие боги отказались участвовать, покинули суд: Альм, Мельм, Данк, Биренд. Остальные образовали «лагерь обвинителей». Уверенно встала рядом с Рензом, который не шелохнулся, Синкария. К ней почти сразу присоединился и Винард. Сигур остался, но ни к одному из лагерей не примкнул. Кроме него сохранил нейтралитет и Макмин.

— Твои деяния, человек, ставят нас в неловкое положение, — раздался громоподобный голос старшего из богов, когда все остальные так или иначе обозначили свою позицию. — Мнения разделились поровну, хотя обычно мы даже не собираемся в полном составе. Не говоря уже про обсуждение.

Последнее предложение стало знаком остальным.

— На его руках кровь людей, — подал голос Ренз. — Многих людей!

— Но его руки и спасли многих, — вмешался Оруз.

— Возможно, но несчастья уже свершились, и это их не отменяет, — возразила Синкария. — Кто понесёт ответственность за разрушенные семьи, опустевшие дома и угасшие очаги?

— Несчастья — это плохо. Несчастные семьи — ещё хуже, — лаконично заметил Винард.

— Очаги гаснут и загораются постоянно, — пространно сказал Лансел. — В этом и состоит участь смертных.

— Мы судим людей не только за их прошлое. Нам открыто и будущее. То, что последует после их жизни, — вступил в полемику Малакмор. — Не все деяния сиюминутны.

— Иногда выгода видна на расстоянии, — согласился с ним Сигур, хотя своей позиции не изменил.

— Мы судим не святого Рентана Власвенского, — вмешалась Синкария. — Не Рентана покровителя лекарей, не Рентана Чумоборца — победителя Синей чумы, а вместе с ней и остальных чум, хотя это и вовсе не его заслуга.

— Его труды использовались, — коротко и мягко заметил Оруз.

— Кто использовал — того и награда, — едко прокомментировал Винард.

— Я согласен с Синкарией, — возвестил Ренз. — Мы судим не Рентана. Мы судим Фрима Набена. И души погубленных им требуют воздаяния!

— Погубленных им? — не без злобы уточнил Оруз. — Я не ослышался? А по-моему, тут есть и наша вина. Тень, которая укутала Рентана, а ранее Фрима, укрыла его от вмешательства, помешала направить по нужной дороге сразу — наша ошибка. Это мы сохранили Предателю подобие жизни, позволили существовать. И вот оно — следствие. Погубленные жизни, требующие воздаяния. Только кому? Того ли мы судим — орудие или убийцу?

— Я подтверждаю сказанное: мне мешали направить своего подопечного, — сообщил Малакмор. — Неоднократно.

— И я пытался, — вдруг сказал Макмин, чем многих удивил. — В самом начале. Фрим уже тогда был окутан плотной завесой тьмы и словно не слышал меня.

— Любой тени нужен источник! — раздраженно буркнул Ренз.

— Тьма родилась в его сердце! — бросила Синкария гневно.

— Мы спорим, а ничего не поменяется, — с усталостью проговорил Сигур. — Нам не под силу изменить сложившийся расклад сил. Ибо Макмин не нарушает свой нейтралитет, а я считаю недостойным занимать в вопросах смертных чью-либо позицию. Другие уже объявили о невмешательстве. Раз так, предлагаю выслушать обвиняемого.

Рентан ощутил на себе особо пристальное внимание. Не всегда благожелательное. Спорить или возражать никто не стал. Однако прежде всего с ним заговорил Оруз:

— Пойми наши затруднения и, если так угодно, экстраординарность происходящего. Ибо на нашем суде обвиняемый выступает редко. Самооговор или самооправдание не является для нас, видящих суть сквозь время и расстояние, доказательством вины или её отсутствия.

— Пойми также и ценность этого жеста, смертный, — буркнул Ренз и махнул своим мечом, словно что-то разрубая. — Говори же.

Прокашлявшись и растерев онемевшую шею, Рентан, покорно склонив голову, начал говорить:

— Ваш спор и вправду лишен смысла. Незадолго до своей смерти я заключил сделку с тем, кого вы назвали Предателем. Выкупил ценой своей души несколько часов времени. Столько, сколько было нужно, чтобы закончить работу.

Слова давались ему тяжело. Совсем не из-за онемения. К его горлу подступил ком, когда лекарь подобрался к самой важной части своей речи:

— Суд не имеет смысла, ибо я уже приговорил себя и мнения не поменял, от сказанных слов не отказываюсь.

Повисло молчание. Вдруг Синкария фыркнула, будто бы оценивая сказанное самым презрительным образом. Оруз же, окинув её недовольным взором, встал перед Рентаном и присел на колени так, чтобы разница в росте перестала играть роль и их глаза встретились. Карие лекаря и голубые, как бездонное озеро, бога:

— Скажи мне, с каких пор тень на стене стала заведовать вопросами жизни и смерти? — Не дожидаясь ответа, Оруз резко поднялся и обратился к остальным: — Это всё то, о чём я говорил ранее. Наша старая ошибка, продолжающая губить людей. — Он обратился к Рензу: — Скажи, брат, тогда ведь ты был со мной на одной стороне. Выносил в конечном счёте приговор, хотя был против избранной большинством формы. Как мы можем судить этого несчастного за нашу ошибку? Пока существует Предатель, наше всеведение не такое уж и ВСЕ.

— Мы не будем к этому возвращаться, — объявил Макмин тоном, прекращающим дальнейшие пререкания. — Здесь, сейчас мы судим другого.