Скелеты в шкафу никогда не врут (СИ)

— Он спас меня, я умирал… — совсем запутавшись, попытался внести ясность Рентан. — Обрёк себя использованием чар, иначе было не добраться до лечебницы. Усилил действие Синей чумы, усилил магическое безумие.

— Всего лишь фокусы, — сообщила Синкария, но без прежней неприязни, скорее с горечью. — Это старый трюк, подлый обман. Который срабатывает до сих пор, — она нехотя добавила: — по нашей вине.

— Защитил меня от Келестии, — продолжал перечислять лекарь, всё ещё с трудом понимающий, о чём идёт речь.

— Тебя послушать, так он весь мир спас, — с грустной улыбкой отметил Лансел.

— Приписывать себе чужие дела — его любимое занятие, — переглянувшись с Синкарией, сказал Винард и вдруг расхохотался. — Помните, как он всё пытался переделать мой праздник? Пир Тринадцати, дескать, Двенадцать нас, богов, и человек за одним столом, вместе. Ха-ха-ха! Как я тогда смеялся… — он утёр выступившие слёзы. — Хотя, знаешь, Альх, шутка была бы лучше, будь в ней хоть капля шутки…

— И что? Какое значение это имеет, братья? — раздался голос Отвергнутого, который, как оказалось, и вправду находился здесь всё время.

Среди настоящих богов его ничтожность оказалась особенно заметна. Крохотная тень на траве, почти неотличимая от пятнышка грязи. Насколько Рентан отличался от богов, настолько же, если не больше, уже от него самого отличался демон. Разница же между ним и остальными богами была неизмерима и неописуема, так отличалась песчинка от пустыни, капля от океана.

«И это, этот… он сумел меня обмануть?» — с ужасом и презрением подумал лекарь.

— Он мой! — повторил демон самоуверенно. — Вверил душу мне! Не вам, никому из вас! Поэтому мои фокусы…

— Довольно, — злость Макмина проявилась громом посреди ясного неба.

Повисла тишина. Боги явно пребывали в полной растерянности. Возможно, это вылилось бы в очередную перепалку, но Рентан, которого так и не лишили голоса, вмешался:

— Даже если меня обманули — это всё равно моя вина. Я вверил ему душу. Знал, кто он и что из себя представляет. Назвал его по имени.

— Мы спасём тебя, — вдруг сказал Сигур доверительно, подходя ближе, благодаря чему выяснилось, что от него пахло специями. — Ошибки совершают все. Необязательно за них карать вечными муками, — он окинул многозначительным взором остальных богов. — Если этот смертный откажется от своей клятвы, то я встану на его сторону. Нарушу свою традицию и изменю сложившийся баланс сил.

— Я не откажусь от своего слова, — понимая, кому он возражает, решительно сообщил Рентан. — Моя душа принадлежит Отвергнутому!

— Нет! — вдруг пронзительно завизжал в истерике демон. — Идиот, ты должен был… он обманул тебя! Этот бог…

— Ты слышал его, тень, — расплылся в улыбке Сигур, возвращаясь на прежнее место. — Он сказал достаточно. Прошёл испытание, не позволил вновь обмануть себя, показал, что верен клятве. Даже такой, какие требуешь ты. Его помыслы, в отличие от твоих, чисты, а намерения соответствуют словам. Ты, соглашаясь принять его душу, не дал ему ни минуты времени, ни мгновения на прощание, ибо это всё не в твоей власти! Какая же это сделка, если её условия готова и может выполнить только одна сторона? Подарка, о котором ты так мечтаешь, который так долго ждал, не будет, нет! Твой скелет в шкафу сказал своё слово. Ты вновь проиграл, Предатель.

Отвергнутый что-то страшно кричал, визжал, торговался, скулил, умолял и грозил. Всё было бестолку. Суд окончился. Боги, настоящие и не очень, исчезли. Рентан оказался посреди пролеска один, перед взявшейся из ниоткуда невзрачной, закрытой дверью. Действуя по наитию, он сделал шаг и осторожно коснулся медной, сильно потёртой ручки, оказавшейся неожиданно тёплой. Вздохнув, потянул на себя, мельком со страхом и надеждой глянул, что же там, с другой стороны, после чего застыл в изумлении, беззвучно шевеля губами, стараясь, но не в силах что-то сказать вслух. А затем Фрим Набен, более известный как Рентан, сделал шаг вперёд и растворился в вечности.

***

Караван шёл медленно, рывками, останавливаясь не реже двух-трёх раз в час. Дожди, накинулись на окрестности Власвы с остервенением хищника, словно пытались утопить город с прилегающими территориями в воде. Дороги, забитые беженцами, оказались размыты, а съезды с них и объездные пути буквально утоплены, превратившись в опасные болота.

Видя это, многие думали спастись по естественному пути — реке. Их образумил, как злобно говаривали потом, совершив впервые в жизни что-то нужное и важное, барон Кобыслав. Его баржа затонула, унеся на дно жизни всех находившихся на ней, включая самого молодого барона, и тем самым образумила, спасла, многих других. Больше смельчаков искать спасение в водной стихии не нашлось.