Караван, к которому невольно прибились Вилора и дети Римпана, принадлежал Охотникам. Невольно, потому что служители Ренза сами нашли их среди опустевших руин догорающей Власвы, и не спрашивая согласия, хотя и действуя мягко, увезли прочь. Каким-то непостижимым образом, не иначе как по воле своего покровителя, они знали не только, где их четверых искать, но и о судьбе Рентана, о лекарстве. Последнее оказалось самым важным.
О победе над Синей чумой речь ещё не шла — та, несмотря на выставленные Войтоном Турне кордоны, успела распространиться по очень большой площади. Однако борьба уже началась и отнюдь не безуспешная, если судить по размерам каравана, а в нём могли оказаться лишь те, кого Охотники считали здоровым или выздоровевшим.
Компанию в пути Вилоре, Виттору, Римпану-младшему и Алессине составляли двое. Один старый толстый мужчина, сильно пострадавший от чумы, но выживший, хотя ещё не оправившийся до конца, и потому до сих пор лежавший укрытый множеством шкур, откуда всё повторял, словно зовя к себе, одно и то же имя: «Ксана». Ещё была девушка, красивая, молодая, но не справившаяся с последствиями болезни и лечения. Уходила она с песней, стараясь тем самым заглушить стоны и крики, не только свои, с этакой прощальной соловьиной трелью.
Её место занял ещё один мужчина средних лет без следов болезни. Тем не менее вёл он себя очень странно — потому и оказался среди беженцев, а не помогал Охотникам. Вёл себя мужчина так, словно совершенно не понимал, где оказался. Не знал языка, традиций и обычаев. Откровенно косо смотрел на еду и знаки различия, флаги. Был непривычно одет, явно по-военному строго, но совершенно не так, как одевались, например, Охотники или городские стражники. И постоянно, очень настойчиво требовал чего-то, что называл «Ватерлоо»…