Бомбометатель кинул очередную петарду. Она шандарахнула рядом с рыжей. Тетка, крича, двинулась сквозь дым, ее раззявленный рот походил на рытвину в потрескавшейся белой глине. Золотистый баллончик с красной головкой-кнопкой выискивал девушек.
Андрей двинулся наперерез, готовый, если понадобится, ударить катаной по руке рыжей. Тетка, не прекращая вопить, направила баллончик ему в лицо. Ветер встал на сторону Андрея. Аэрозоль распылился в рыжую. Мыча и захлебываясь, она бросилась наутек.
— Сюда! — закричали с холма.
Не дожидаясь, пока люди Матая придут в себя, беглецы вскарабкались по склону. Андрей помог Нике, та вела девочку. Хитров замыкал группу. В любой момент здоровяк мог выстрелить им в спины.
— Пацаны! Живые, пацаны?
Андрей уставился ошеломленно на спасителя. Вова Солидол, расхристанный, с крупногабаритной картонной гильзой в лапе, подманивал их жестами.
— Я видел, как они за вами гнались. Гниды эти.
— Спасибо, — вымолвил Андрей.
Солидол кивнул и улыбнулся.
— А круто я их, да?
Он сбился, разглядев впотьмах Снежану.
— Малая… кто тебя так?
Девочка почти висела на Нике. Босые пятки вязли в снежной крупе.
Она невнятно забормотала.
Внизу заревел двигатель.
— Пригнитесь! — шикнул Хитров.
Припав к земле, они наблюдали, как джип выруливает на гравиевую дорожку. Едут за подмогой? На площадке остался лежать труп блондина.
— Бежим, — сказал Хитров.
— Ну-ка! — Солидол подхватил пискнувшую испуганно Снежану, взвесил на руках. — Не боись.
Девочка оплела его шею и уткнулась в тельник.
«Сюрреализм», — подумал впечатленный Андрей.
И они побежали, прячась в тени пятиэтажек.
Разум выстраивал возможные маршруты. Полиция? Больница? Или затаиться дома, забаррикадировать двери?
— Куда мы? — спросил Хитров.
— Надо выбираться из города.
— Я семью не брошу.
— Их надо вывезти, — Андрей показал на Нику и Снежану.
Метель усиливалась, ближайшие дома становились смутными прямоугольниками окон в болтанке мглы. Великолепная пятерка петляла от двора к двору, представляя собой странную картину. Телеведущий с катаной наперевес, красавица в праздничном платье и с подбитым глазом. Босоногая девочка в охапке бывшего гопника.
— И как мы без машины?
— Поймаем попутку, — неуверенно сказал Андрей. На улицах не было ни души, что говорить о заваленной снегом дороге?
— А если на проезжей части засада?
— Что ты предлагаешь?
— Такси? — наобум сказала Ника.
— Кто даст гарантию, что таксист не одержим шевами? Нужен надежный человек с автомобилем. Есть у вас такой?
— У меня есть, — встрял Солидол.
— Он бывал на приеме у целителя?
— Что? У нашего целителя?
— Да, был он у него когда-нибудь?
— Хрена с два. Он и Таньку мою отговаривал. Мол, дьявольщина это.
— Давайте в тепле решим, — произнесла Ника, трогая продрогшие щиколотки Снежаны. Девочка будто заснула на руках Вовы.
Они посеменили мимо беседки. Ворвались в подъезд.
Андрей помешкал у собственной квартиры и обратился к Солидолу:
— Давай лучше к тебе.
— Не вопрос, начальник.
Он казался счастливым, Володя по прозвищу Солидол. Как человек, которому Бог послал шанс исправить ошибки и раздать долги.
70
Снежану уложили на продавленный диван. Ей самой хотелось рухнуть рядом. Мозг будто не устаканился после дорожной тряски, и мир колебался. Но перехватив взволнованный взгляд Ермакова, она улыбнулась.
Улыбку смыло, как только мужчины разбинтовали стопу девочки. Большой палец и его сосед — Ника не знала, как он правильно называется, указательный, что ли? — одиноко торчали из бурого месива. Левее от них зияли ужасные раны, ошметки костей, пеньки, оставшиеся от фаланг. Сквозь запекшуюся корку сочилась свежая кровь, но кровотечение было не обильным.
Ника сглотнула горький ком. Подавила тошноту. В ноздри ударил отвратительный запах.
Солидол притащил тазик с теплой водой и аптечку. Ермаков долго примерялся ваткой, опасаясь причинить девочке боль.
— Дай-ка я! — Андрей с облегчением подвинулся, пуская Солидола.
«Мы были в шаге от смерти, — оцепенело подумала Ника. — Мы и теперь в шаге от нее».
У смерти воняло изо рта. Газами выхлопной трубы автомобиля. Подвальной затхлостью. Накалившимся обогревателем. Смерть, как Женис, меняла маски.
А Ника, провинциальная девчонка, стриптизерша пенсионного возраста, вдруг оказалась ключом, отпирающим врата для неведомого бога. Белая внутри, — сказал маньяк.
Подбитую скулу щипало. Она смотрела на свои руки и видела голубоватые вены, и внутри она была хрупкой и бордовой, разве что кости белые, если их помыть.
Часть ее умирала от страха: колотящееся сердечко под воробьиным оперением. Часть созерцала происходящее, как зритель в кинотеатре. Доела свой поп-корн и ворует кукурузные зернышки у прикорнувшего рядом Ермакова.
«Я победила его, — недоверчиво подумала Ника. — Действительно победила мерзавца».
Она вспомнила бритую башку между бедер. Брезгливо отерла нейлон колготок, словно счищала его слюну.
«Истребительница маньяков», — хмыкнула она.
Вова промыл раны девочки перекисью, перевязал эластичным бинтом. Снежана тихо стонала, жмурясь. Неужели эта исстрадавшаяся школьница проломила череп качку-маньяку?