Скелеты

В репетиционной базе сгорели, сплавились допотопные динамики, усилитель да стулья. Ничего ценного. Ни единого дохлого барабанщика.

— Толь!

По ступенькам поднимались его друзья.

— Андрюха! Ника!

Они обнялись, крепче, чем обычно.

— Живой, прохвост!

Ковач охнула при виде сгоревшего чердака.

— Тебя что, на работу заставили выходить после этого?

— Да нет, я так — на часок заскочил.

Они интересовались самочувствием, подробностями. Он описал, как метался в дыму, как вспомнил про старое предназначение базы и выскабливал изоляцию, добираясь до люка.

Провел их в пустынный актовый зал. Здесь так же смердело жженым пенопластом, и лепнина над проекторной закоптилась. От пола до оконца было добрых три с половиной метра.

— Ба! — восхитился Ермаков. — Да тут метров двадцать.

— Сорок! — заспорил Хитров.

— Ох и мальчики, — улыбнулась Ковач.

— Если тебя это утешит, — сказал Ермаков, — мы вчера тоже не прохлаждались.

Улыбка девушки мгновенно завяла.

— Мы в гостиницу пошли ночевать. Шева нас там нашла.

— Кукла?

— Да, — сказала Ковач, — мерзкий манекен из желтой кости.

— Она шагала к нам по коридору, — продолжил Андрей. — И чем ближе она была, тем сильнее болели мои ноги. Я боялся, они распадутся. Мы кинулись в номер, и Ника нацепила на дверную ручку Лилин замок.

— Защелкнула его?

— Нет. На самом деле он ничего не удерживал.

— Но войти ей не дал. Она постояла у дверей и, судя по звуку, уползла куда-то под потолок.

— Долбаный Матай, — процедил Хитров.

— Ника уже сомневается в его непричастности.

— Приставить бы нож ему к глотке и допросить. — Хитров стиснул кулаки. — И Лилю поспрашивать, что, черт подери, происходит. Я хожу, постоянно озираясь. Мерещатся змеи кругом. Следователь, который брал вчера показание…

Он поведал о разговоре с Сибирцевым.

— А сколько людей погибнет сегодня?

— Парни, — тихо сказала Ковач. Ее лицо озарилось. — У меня, кажется, назрела идея.

— Выкладывай.

— Нет. Вечером. Толь, сможешь прийти на Быкова?

— Смогу.

— Ника, — тоном воспитателя сказал Андрей, — твои опрометчивые идеи меня настораживают.

— Но на этот раз мы будем вместе.

— Я подъеду к шести, — сказал Хитров.

Они вышли в вестибюль.

— Там он умер? — спросила Ника, глядя в короткий холл. Стулья убрали, затерли кое-как пятна. Бесхозный труп отвезли в морг, чтобы торопливо придать мерзлой земле. Расщедрится ли государство на захудалый гроб или Чупакабру закопают в полиэтиленовом мешке?

— Там. По шее розочкой полоснул.

Андрей намеревался спросить что-то еще, но в этот миг зеленая дверь отворилась и на пороге возникла сутулая фигура. Старик в расстегнутом бушлате, чьи полы болтались ниже колен. У него была длинная дряблая шея и маленькая голова стервятника. Морщины изрезали кожу вдоль и поперек. Волосы он зачесывал на бугристую лысину. Шрам придавал тонкому рту презрительное выражение.

Странно, что, работая с Матаем под одной крышей, Хитров так редко сталкивался с ним. Словно старик владел шапкой-невидимкой или просачивался в свой кабинет сквозь стены.

Знахарь запер дверь на ключ и, глядя в пол, прошествовал мимо замершей троицы.

От коротышки веяло холодом, как от морозильной камеры.

— Эй, вы!

Хитров выпалил это раньше, чем обдумал последствия. Андрей потянул за рукав, но он вырвался.

На лестнице старик замедлил шаг.

— Вы помните меня? — спросил Хитров. — Вы проводили сеанс у меня дома. И у него. А ее вы ввели в гипноз позавчера.

Старик положил на перила испещренную пятнышками кисть. Повернулся. Желтые глаза вперились в Хитрова.

— Ночные кошмары, — сказал он низким шуршащим голосом.

Глаза прыгнули на Ермакова.

— Плохие ноги.

Уперлись в девушку.

— И Ковач.

— Вы в курсе, что происходит в городе? Почему болезни возвращаются к людям?

— Люди слабы, — изрек Матай и вновь продемонстрировал им сгорбленную спину. Гриф, волочащий по лестнице крылья. — Я не даю полной гарантии.

— Ваше знахарство не лечит, — гневно произнес Хитров, — оно лишь превращает болезни в чудовищ.

— Это то, чего вы заслужили, — едва слышно ответил Матай.

— Я? — не выдержал Андрей, — из-за того, что подростком у меня болели ноги, а моя бабушка доверилась вам? Или ребенок, которого мучали дурные сны? Или она, потому что просто пришла посмотреть на вашу магию?

Матай достиг главного входа. Друзья шли за ним по пятам, напирали.

— А вы невинны?

В голосе-шелесте сквозило лукавство.

Старик остановился на полпути между ДК и «запорожцем». В его скрюченной руке зазвенела связка ключей. Хитров часто видел на парковке серый драндулет, но и не предполагал, что это собственность знахаря.

— А ваша внучка? — вопросом на вопрос ответил Ермаков.

— Моя внучка давно не здесь.

— Ошибаетесь. Она здесь, и она на нашей стороне.

Матай открыл дверцы машины и впихнул себя в салон.

— Вы знаете, что каждый високосный год кто-то исчезает? — вскипал Ермаков. — Что исцеленные пациенты сходят с ума? Что нам делать?

— Молиться, — сказал старик, и радужка его стала золотой. — А я помолюсь за вас.

Двигатель зафыркал, Матай вырулил на дорогу и исчез в облаке выхлопов.

— И кто из нас совершает опрометчивые поступки? — поинтересовалась Ника, молчавшая все это время.

— Он знает, — процедил Ермаков.