Прежде всего необходимо сказать, что притязания на абсолютный минимум свободы – пищу, питье, здоровье, кров, одежду, секс и возможность стать родителем – должны считаться более важными, чем любые другие требования. Вышеназванный минимум необходим для биологического выживания, то есть для оставления потомства. Поэтому то, что я только что перечислил, можно назвать необходимостью; все, что свыше, в зависимости от ситуации следует называть удобством или роскошью. Далее, я считаю априори оправданным поступком лишить одного человека удобств, чтобы обеспечить необходимое другому. Это может быть политически нерационально или экономически невыгодно в конкретном сообществе в конкретный момент; однако в вопросе свободы возражений этому принципу быть не может, ибо лишить человека необходимого – более тяжкое преступление против свободы, чем помешать ему накапливать излишек.
Признав это, мы продвинемся очень далеко. Взять, к примеру, здоровье. Один из вопросов, поднимаемых на выборах в окружной совет, – то, какой объем общественных средств следует направить на финансирование общественного здравоохранения, охраны материнства и обеспечения ухода за младенцами. Статистика показывает, что от сумм, которые тратятся на эти цели, зависит спасение множества жизней. В каждом округе Лондона состоятельные жители, сплотившись, не допускают увеличения и, если возможно, обеспечивают сокращение расходов в этих сферах. Иными словами, они все готовы обречь на гибель тысячи людей, лишь бы самим продолжать наслаждаться хорошими обедами и ездить на автомобилях. Так как в их руках находится почти вся пресса, они не допускают, чтобы их жертвы прознали об этом. Методами, знакомыми любому психоаналитику, они и самих себя уберегают от этого знания. В их действиях нет ничего удивительного – так поступали все аристократы во все времена. Я хочу лишь сказать, что их невозможно оправдать с позиции свободы.
Я не предлагаю обсуждать право на секс и продолжение рода. Просто отмечу, что в стране, где численность одного пола значительно превышает численность другого, существующие институты как будто вовсе не рассчитаны на его защиту; и что у традиции христианского аскетизма есть прискорбное последствие: люди очень неохотно признают это право по сравнению с правом на пищу. Политики, у которых нет времени познакомиться с человеческой природой, на удивление слепы к желаниям, которые движут обычными мужчинами и женщинами. Будь у нас в стране политическая партия, лидеры которой хоть что-то знали бы о психологии, она имела бы бешеный успех.
Признавая абстрактное право сообщества вмешиваться в дела отдельных своих членов с целью обеспечения биологических нужд всех остальных, я, однако, не могу признать этого права в случаях, когда то, чем владеет один человек, добыто не в ущерб другому. Я имею в виду такие вещи, как мнения, знания и искусство. Тот факт, что большей части сообщества не нравится некое мнение, не дает ему права вмешиваться в дела тех, кто его придерживается. И если большая часть сообщества не желает знать некий факт, это не дает ей права сажать в тюрьму тех, кто желает его знать. Одна моя знакомая написала пространный отчет о семейной жизни в Техасе, который я считаю очень ценным с социологической точки зрения. Британская полиция считает, что никто не должен знать правды ни о чем; и потому пересылка этой книги по почте находится вне закона. Все мы знаем, что пациенты психоаналитиков часто излечиваются в самом процессе осознания фактов, о которых они подавили воспоминание. Общество в некоторых отношениях походит на этих пациентов, однако вместо того, чтобы позволить себе излечиться, оно заключает в тюрьму врачей, которые указывают на противные ему факты. Это крайне вредная форма ограничения свободы. Тот же аргумент применим и к вмешательству в личные нравственные ценности: если мужчина хочет иметь двух жен или женщина – двух мужей, это его и их дело, и другие люди не должны чувствовать, будто от них непременно требуется реакция.
До сих пор я рассматривал чисто абстрактные аргументы, касающиеся ограничений оправданного вмешательства в свободу, а теперь перехожу к соображениям больше психологического толка.