Скептические эссе

Я не считаю, что сексом можно объяснить абсолютно все. Сексуальное желание чаще всего, особенно в политике, обретает важность, когда его удовлетворению препятствуют. В военное время особенно свирепствовали пожилые старые девы – отчасти из негодования по отношению к молодым мужчинам за то, что те ими пренебрегли. Они и сейчас еще необычайно воинственны. Помню, как вскоре после перемирия ехал на поезде по солтэшскому мосту и увидел внизу на якоре множество боевых кораблей. Две пожилые старые девы, сидевшие рядом, повернулись друг к другу и пробормотали: «Разве не печально смотреть, как они все стоят тут без дела!» Однако удовлетворенное сексуальное желание уже почти никак не влияет на политику. Нужно признать, что и голод, и жажда в политическом плане куда важнее. Чрезвычайно важную роль играют родительские чувства – по причине важности семьи; Риверс даже предположил, что именно в них заключается причина существования частной собственности. Однако желание стать родителем не следует путать с сексуальным инстинктом.

В дополнение к импульсам, которые служат сохранению и приумножению жизни, есть и другие. Они связаны с тем, что можно назвать Славой: это любовь к власти, тщеславие и соперничество. Очевидно, что они играют в политике весьма большую роль. Чтобы политика однажды позволила нам вести сносную жизнь, эти «славные» импульсы необходимо укротить и приучить их не занимать больше места, чем положено.

Наши фундаментальные импульсы не хороши и не дурны: в этическом плане они нейтральны. Образование должно быть нацелено на то, чтобы они принимали положительные формы. Старый метод, по-прежнему любимый христианами, заключался в подавлении инстинкта; новый метод состоит в его тренировке. Возьмите любовь к власти: проповедовать христианское смирение бесполезно, это просто заставляет импульс прятаться за лживыми личинами. Что нужно сделать, так это предоставить ему возможность позитивного выражения. Естественный внутренний импульс можно удовлетворить тысячами способов – угнетением, политикой, коммерцией, искусством, наукой, если успешно ими заниматься. Человек выберет для своей любви к власти стезю согласно своим умениям; в соответствии с навыками, которым его обучили в юности, он выберет ту или иную профессию. Цель наших государственных школ состоит в том, чтобы обучать технике угнетения и ничему иному, порождая людей, которые взваливают на себя бремя белого человека. Но если бы эти люди могли заниматься наукой, многие из них отдали бы ей предпочтение. Из двух видов деятельности, которыми человек овладел, он, как правило, выберет более сложный: ни один шахматист не будет играть в шашки. Таким способом мастерство можно заставить послужить добродетели.

В качестве еще одной иллюстрации возьмем страх. Риверс выделил четыре вида реакции на опасность, каждый из которых уместен в определенных обстоятельствах:

I. Страх и бегство.

II. Ярость и борьба.

III. Манипулятивная деятельность.

IV. Паралич.

Очевидно, что третий – самый лучший из вариантов, однако для него требуются соответствующие умения. Второй восхваляется милитаристами, школьными учителями, епископами и т. д. под именем «мужества». Любой правящий класс старается развить его в своих собственных рядах, а подчиненное население приучить к страху и бегству. Так женщин до наших дней старательно учили быть робкими. А в рядах лейбористов до сих пор ощущается комплекс неполноценности, принимающий форму снобизма и социальной покорности.

Необходимо с большой опаской относиться к возможности того, что психология вложит новое оружие в руки власть имущих, позволив им приучать население к робости и смирению и делать людей в массе все более похожими на домашних животных. Говоря о власть имущих, я имею в виду не только капиталистов – я включаю сюда всех чиновников, даже представителей профсоюзов и лейбористских партий. Каждый чиновник, каждый человек, обладающий властными полномочиями, хочет, чтобы его последователи были послушны. Он негодует, если они желают иметь свои собственные представления о том, в чем заключается их счастье, а не благодарят его за то, что он по своей милости им обеспечивает. В прошлом благодаря наследственному принципу многие представители правящего класса оказывались ленивыми и некомпетентными, и это давало остальным шанс. Но если в правящий класс будут набирать самых энергичных представителей каждого поколения, которым придется всего добиваться собственными усилиями, простых смертных ожидают весьма мрачные перспективы. Сложно представить, как в таком мире кто-то сможет отстаивать права ленивых, то есть тех, кто не хочет вмешиваться в дела других людей. Судя по всему, тихоням придется в юности учиться бесстрашию и энергичности, если они хотят иметь хоть какой-то шанс преуспеть в мире, где властью награждают лишь суетливых. Быть может, демократия – это лишь переходный этап; если так, то психология поможет закрутить гайки на кандалах крепостных. Именно поэтому так важно укрепить положение демократии прежде, чем угнетатели успеют отточить свое мастерство.