Скептические эссе

Возвращаясь к трем аспектам влияния науки, которые я перечислил в начале: очевидно, что мы не сможем догадаться, как сильные мира сего будут использовать психологию, пока не узнаем, какое у нас будет правительство. Психология, как и любая другая наука, вложит в руки властей новое оружие, в частности образование и пропаганду – с помощью более совершенных психологических техник их можно довести до того, что им практически невозможно будет противостоять. Если власти предержащие пожелают мира, им удастся сделать население мирным; если войны, то воинственным. Если они захотят стимулировать интеллектуальное развитие, они этого добьются; если глупость, то преуспеют и в этом. Таким образом, в этой сфере что-то спрогнозировать абсолютно невозможно.

Что касается воображения, то психология, скорее всего, окажет на него два противоположных эффекта. С одной стороны, более широким станет признание детерминизма. Большинство современных людей стесняются молиться о дожде, поскольку существует метеорология; однако молитвы о наставлении на путь истинный такого смущения не вызывают. Если бы причины добродетельности были так же хорошо известны, как причины, вызывающие дождь, это различие стерлось бы. Если бы каждый мог стать святым, заплатив несколько гиней специалисту с Харли-стрит, человека, который молится о добродетели вместо того, чтобы обратиться к врачу за избавлением от дурных желаний, заклеймили бы лицемером. Укрепление позиций детерминизма чревато тем, что люди будут меньше стараться и в целом станут нравственно более ленивыми – хотя не то чтобы такой результат был логичен. Я не могу сказать, полезно это или вредно, так как не знаю, приносят ли нравственные старания в сочетании с ошибочными психологическими представлениями больше пользы или вреда. С другой стороны, произошло бы освобождение от материализма, как метафизического, так и этического; эмоциям придавалось бы большее значение, если бы ими занималась общепризнанная и практически эффективная наука. Этот эффект, как мне кажется, был бы полностью положительным, поскольку устранил бы распространенные сегодня ошибочные представления о том, в чем заключается счастье.

Что касается возможного влияния психологии на наш образ жизни через открытия и изобретения, я не решаюсь ни на какие прогнозы, поскольку не вижу причин считать один исход более вероятным, чем другой. Например: возможно, самым важным следствием станет то, что негры научатся сражаться не хуже, чем белые, однако не приобретут никаких других новых достоинств. Или другой возможный вариант: с помощью психологии удастся распространить среди них практику контроля рождаемости. Жизнь в этих двух случаях сложится очень по-разному, и нет никакого способа угадать, какая из возможностей будет реализована – и будет ли вообще.

Наконец: самый важный практический эффект психологии будет заключаться в том, что обычные мужчины и женщины получат более справедливое представление о сущности человеческого счастья. Если бы люди были по-настоящему счастливы, их не переполняли бы зависть, ярость и стремление разрушать. Помимо вещей первой необходимости, самые нужные права – это половая свобода и свобода иметь детей; и среднему классу они необходимы как минимум в той же степени, как рабочему. При наших сегодняшних познаниях мы могли бы легко утолить инстинктивные нужды почти всего человечества, если бы нам не мешали злокозненные желания тех, кто упустил собственное счастье и не хочет, чтобы кто-то другой был счастливым. И если бы счастье было всеобщим, оно оберегало бы само себя, потому что призывы к ненависти и страху, из которых сейчас политика состоит почти полностью, не нашли бы никакого отклика. Но если психологию сделает своим орудием аристократия, это подкрепит и усилит все старые пороки общества. Мир полон самых разнообразных знаний, которые могли бы принести человечеству такое счастье, какого оно еще никогда не испытывало с самого своего зарождения, но на их пути стоят древние предрассудки, жадность, зависть и религиозная жестокость. Я не знаю, каков будет итог, но полагаю, что он будет либо лучше, либо хуже, чем все, с чем до сих пор приходилось сталкиваться человеку.

Глава XVI. Опасность идеологических войн

Историю человечества сотрясают самые разные периодические колебания, и в любом из них при должном энтузиазме можно увидеть ключ к пониманию истории. То, о котором предлагаю поговорить я, пожалуй, не последнее по важности; это колебание от синтеза и нетерпимости к анализу и терпимости и обратно.