Схолариум

Лаурьена знобило. Осеннее солнце не согревало, и чем дольше он смотрел на воду, тем глубже проникал в кости мертвящий холод. По ночам он просыпался от мысли, что его ноги превратились в ледышки, в обрубки лишенного нервов мяса. Снова и снова один и тот же вопрос: как поступить? Какое тебе дело, что Домициан не смог обуздать свою похоть и попал в сети еретиков, которые перерезали ему горло? Какое отношение имеешь к этому ты, Лаурьен?

Он чувствовал ужасную слабость; казалось, в любую минуту он может упасть с изгороди в воду, потому что у него кружилась голова, лопающаяся от столь ужасной тайны. Он склонился к своему другу Иосифу Генриху и шепотом поведал ему все: что эти там собираются и что Домициан наверняка снова пошел туда и с тех пор не возвращался; что они вели себя как коровы и быки на пастбище и позорили Бога и всех христиан…

Он шептал долго, а потом сгорбился и устремил взгляд на воду. Глаза его сверкали, в желудке, казалось, крутится ветряная мельница. Он бросился к реке и склонился над водой.

Софи с ужасом смотрела ему в спину. Как коровы и быки на пастбище? Ах, нет, не на пастбище, на алтаре, так он сказал. Лаурьен вернулся. Сел перед ней на землю и снова схватил ее за руку;

— Иосиф, ты свободен и волен идти куда хочешь. А вот я… я сижу в схолариуме и не могу сделать ни шагу. Пожалуйста, сходи в Вайлерсфельд, послушай, о чем говорят. Может быть, там что-то знают…

Она хотела погладить его по волосам, чтобы утешить, но вовремя взяла себя в руки. Среди мужчин это не принято.

— Для тебя он так много значит?

— Я уверен, что с ним что-то случилось. Я его любил, он был моим другом. А благодаря его отцу я могу учиться…

Софи кивнула.

— А Ломбарди? Какое он имеет к этому отношение?

— Никакого. Он просто… я ему доверился. Но он ничего не предпринимает. Мне кажется, ему все равно, жив Домициан или мертв.

Лаурьен пошел по берегу, сунув руки в карманы плаща. А потом неожиданно обернулся, и взгляд его упал на друга, который все еще сидел в раздумье, глядя на реку. Странно, почему именно сейчас он вспомнил про Софи? Ему казалось, что он не видел ее целую вечность. Он не забыл про вдову Касалла, до сих пор у него внутри все сжималось, стоило ему о ней подумать. Но как и где он мог бы ее увидеть? Из старого дома она уехала, а где теперь живет, неизвестно. Казалось, что Иосиф Генрих не замечает его присутствия, его глаза были прикованы к воде. Может быть, именно эти глаза напомнили ему про Софи. Они того же цвета. Опалово-сине-голубые — в зависимости от того, как отражается в них солнце. Васильковые. Или нет, светлее, намного светлее. Самая прекрасная голубизна на свете, нежная, легкая, прозрачная…

Лаурьен смутился: ведь с такого расстояния он не мог разглядеть глаза своего друга, какая бессмыслица!

Но ведь и руки, пришло ему в голову, руки тоже напомнили ему про Софи. Странно. Маленькие, узкие ладони, умело держащие перо — как будто всю жизнь только этим и занимались. Лаурьен тряхнул головой. С ним сыграла шутку его собственная фантазия. И он вернулся к другу, который, словно пробудившись от своих мыслей, смотрел теперь на него.

В Вайлерсфельде у Софи была тетя. Поэтому собрать там всякие сплетни и слухи было совсем нетрудно. И никто ничего не узнает, подумала Софи, отправляясь в путь.

Ее тетушка жила в приюте для бедных вдов и радовалась любому гостю. Вокруг бывшего цистерцианского монастыря раскинулся парк со старыми деревьями, туда дамы ходили гулять, если позволяла погода. Именно там и нашла Софи свою тетушку. Та бродила по дорожкам, перебирая четки.

— Бог внял моим молитвам, — такими словами она встретила племянницу, — наконец-то у меня гости. Твоя матушка вышла замуж и совсем меня забыла.

— Она беременна, — сказала Софи и осторожно обняла родственницу за плечи.

А потом они гуляли по осеннему парку и болтали. Тетя жаловалась на жизнь, и Софи дала ей выговориться. Только когда зазвенел колокольчик, приглашая на обед, Софи задала интересующий ее вопрос не случилось ли за последнее время в Вайлерсфельде чего необычного. Например, убийство…

Тетя остановилась и понизила голос:

— А почему ты спрашиваешь? Да, тут нашли труп. Возле руин. Но неизвестно, кто это. Молодой, меньше двадцати лет. Но самое ужасное не это. Крестьянин, который его нашел, уверяет, что убийцы задушили его поясом от сутаны…

Софи испугалась: неужели Домициан на самом деле мертв?

— Только вчера они нашли недалеко от того места, где он лежал, плащ. Стражники считают, что это студент из города. А еще в деревне был человек, который задавал такие же вопросы, как и ты…

— Молодой? Темноволосый, маленький и худой?

Тетушка покачала головой.

— Темноволосый, да. Но высокий и крепкий. Говорят, очень симпатичный.

Ломбарди. Это наверняка Ломбарди, пронеслось в голове у Софи. Почему он приезжал и задавал точно такие же вопросы? Потому что хотел самостоятельно выяснить, что произошло? Но почему он занимается расследованиями тайно, почему никому ничего не сказал?