Схождение во ад

В свою очередь, француз выдавал информацию встречную, ценности чрезвычайной, и при очередном своем визите в Москву, Трепетов, каждый раз отправлявшийся на родину с чувством камикадзе, получил орден, внеочередную звезду на погоны и — новую огромную квартиру с двумя туалетными комнатами и холлом, где можно было устроить небольшой спортзал.

В какой-то момент чувство неотвязного страха и депрессивной подавленности преодолела логика и смелость профессионала.

Трепетов сам вызвал француза на жесткий разговор, где не было место актерству и лицемерию, после чего они превратились в парнеров, играющих на пасах в одни ворота. Сумму гонораров, не обремененных никакими процентными отчислениями, Трепетов назначал уже сам, деньги КГБ, отпущенные на француза без церемоний забирал себе, с полного, впрочем, одобрения псевдоагента; а на встрече с ответственным сотрудником ЦРУ, курировавшим его, теперь уже «крота», потребовал в качестве гарантии будущее американское гражданство, в предоставлении которого его твердо заверили.

Остатки же всякого страха улетучились с развалом той страны, которой он когда-то искренне служил; где было пионерское безмятежное детство, комсомольская юность, воинская присяга, партийные и чекистские клятвы, ну и прочие «взвейтесьразвейтесь».

После же свершенной криминальной революции, к тем, кто сидел в зданиях на Лубянке, понесли коррумпированные преступные кланы мешки денег, и он, предавший систему, а, значит, и и идею ее, еще давно, уже с холодной брезгливостью наблюдал за теми, кто совершал по сути то же отступничество, не сопряженное, однако, практически ни с каким риском.

Держава превращалась в некое географическое понятие, где всем командовали откровенные бандиты и их облеченные властью наместники. Преступность уверенно занимала позиции не только в административной вертикали, но даже в промышленности и средствах информации.

Иерархия лагерного устройства с ее якобы исполняющими официальный закон «ментами», всесильными «ворами в законе», приближенными к ним «блатными» и «мужиками»-трудягами, стала конкретной моделью целого общества, воспринявшего подобную метаморфозу, как данность, причем, естественную.

И вот тогда-то оборвались последние нити, связывающие его с этой землей, и теперь он был безраздельно свободен в своих обязательствах, в том числе, и в моральных, перед заповедником бандитов, гордо именующим себя Россией, а на самом же деле никакой Россией не являвшимся.

Конгломерат, представлявший собою очередное торжество демонизма, ухищренно самоистязался и деградировал, с легкостью отринув ненужную теперь культуру и традиции, подмененные заокеанскими эрзацами, и всецело, как полагал Трепетов, управлялся точными руководящими указаниями, поступавшими из известного всему миру пригорода Вашингтона.

С другой стороны, если и справились американцы с исторической задачей уничтожения коммунизма, то вряд ли были продуманы ими все последствия такого уничтожения, — пусть и гениального, практически бескровного. В мире создалась опасная зона, наполненная агрессивными, лишенными морали сущностями; социалистический благостный закон всеобщего братства, замененный законом голой наживы и обретения какойлибо власти любыми путями, грозил полыхнуть пожаром войны, не поддающимся локализации, и уже неугасимо горевшим по окраинам бывшей империи.

Долларизация соцэкономики тоже являлась палкой о двух концах; миллионы стодолларовых купюр, прилетавшие из-за океана, ручейками разбегались по просторам бывших советских республик, однако все ручьи текут обратно в море, и в нынешней американской инфляции сразу же появился дополнительный, серьезно ее стимулирующий фактор…

Трепетов полагал, что следующим закономерным шагом должен явиться завуалированный, но жесточайший геноцид огромного населения, ибо безопасность Запада гарантировалась только относительным безлюдьем на непредсказуемых российских просторах…

Существовал, правда, и вариант христианскомусульманской бойни, весьма предпочтительный в своей логике, однако, и крайне опасный: легко могла быть утрачена буферная зона, отделяющая Восток от благополучной Европы, а, кроме того, призраки ядерных грибов и чернобыльских выхлопов проступали на горизонте будущего апокалиптической, но и реальной жутью.

В положении же его, Трепетова, несмотря на грандиозность исторических преобразований, мало что изменилось. Отношение к изменникам в аппаратах спецслужб формальных метаморфоз не претерпело; святой завет монастыря: смерть чужеземным шпионам, работающим под личиной и в погонах соратников, остался прежним, как и понятия о чести мундира.