Схватка

По крутым ступенькам мы спустились в длинный и широкий коридор, едва освещенный масляными лампами, тлевшими примерно в десяти метрах одна от другой. Арочный свод потолка, потертые амбарные двери… И почему-то зловонный дым, стелющийся по каменному, изрядно просевшему от старости полу.

Дядюшка Рейл оттер Шутейника локтем и сказал тихо:

— Забыл уведомить, господин архканцлер: тут обитает один громада… и правда громада… Он, как бы сказать… на голову не совсем обычный и здорово ругается, ежели его потревожить… И с ним хорошо бы порешать все миром или, напротив, здоровским насилием, иначе работать не даст толком…

— Опасный?

— Ученый, ваше сиятельство! А ученые все с прибабахом, знаете ли…

Ученый? Хм…

— Как же его не выгнали?

— Ой, попробуйте его выгнать…

Ближайшая дверь справа вздохнула скрипуче, вроде как от ветра, в щель вынесло новый клуб дыма. Я широко шагнул, пнул дверь и ступил в помещение, заполненное смрадным маревом. Вернее, дымами, так как они составляли несколько слоев — у пола почти черные, потом — серые, выше слои становились все более светлыми, до того светлыми, что сквозь них проглядывал закопченный, как печная заслонка, сводчатый потолок с круглой дырой вентиляции в центре.

— Ни шагу дальше! — гаркнули из сумрака басом.

Я замер, привыкая к запаху. Смешайте нашатырь с «Шанелью № 5», прибавьте к этому щепотку красного перца и дольку гнилого лайма, и вы поймете, как вонял этот адский коктейль.

— Стою.

Раздвинув грудью слоистый дым, ко мне шагнул бородач с красным распаренным лицом. В сощуренных карих глазах — удивление и ярость. Я бы дал ему лет шестьдесят, плюс-минус три года (на самом северном лесоповале). Навскидку в нем было два метра, плюсуем метр в поперечнике, умножаем на молот в руках, и получаем формулу страха, которая никак не вяжется со словами «Ученый с прибабахом». Вернее — прибабах у него был, только не в голове, а в руках.

Секунд пять бородач изучал меня, настырно и прилипчиво, легко поигрывая молотом, который я бы двумя руками удерживал с трудом.

— Кто такой? — прогремел он. Косматая полуседая борода колыхнулась поверх кожаного, в подпалинах, фартука. Кроме фартука, на бородаче была какая-то дурацкая хламида цвета перезрелых томатов. — Выселять? Снова? Ну, пробуйте. По одному, по одному заходите! Аш-шар! Всем подарки будут!

Лицо его налилось вишневым багрянцем. Серьезный тип, действительно способный задействовать свою колотушку.

От дыма и чада кружилась голова, в носу щипало. Бородач — силен! Ему хоть бы хны, как не угорает — не ясно. Я чихнул, пытаясь разогнать ладонью зловонный туман. Местная пожарная инспекция, где ты? Тут и правда можно с легкостью угореть.

Ученый злобно хрюкнул, Алые загремели оружием.

Я стал боком, вытянув ладони к гвардейцам и к бородачу.

— Эй, тише! Тише. Я разговаривать явился! Драться будем в другой раз.

Немного разогнав дым, я увидел, что за спиной гиганта находится что-то вроде приподнятого каменного очага, на котором весело булькает вместительный, литров на двадцать, чумазый котел. Он висел на треноге над очагом и исходил паром с ароматами преисподней, а дым от очага вносил свою лепту в игру: «А давайте устроим тут ад и весело угорим!»

Над котлом я заметил зев кирпичной вытяжки. Судя по ароматам, бородач тут не суп варил, ой, не суп. Привстав на цыпочки, я разглядел, что в котле булькает, надувается крупными пузырями зеленое, как болотная жижа, страшное варево.

Рядом с очагом находилась небольшая кирпичная печь, к счастью, не растопленная.

Теперь, кое-как привыкнув к чаду и пару, я разглядел, что нелегкая занесла меня в зал без окон, округлый, приземистый. Стены зала от пола до потолка заставлены деревянными стеллажами, на полках громоздятся золоченые фолианты и разные непонятные мне предметы, чучела каких-то загадочных зверей, и много-много стеклянной посуды. Банки всех размеров и форм, флаконы на деревянных подставках. Почти в каждой посудине жидкости или порошки — красного, синего, зеленого цветов, короче, та самая радуга, которую в конце двадцатого века так бездарно опошлили. Некоторые склянки переливались тусклым белым свечением, исполняя роль фонарей. У стеллажей — несколько столов с разнообразными приборами для химических опытов. Реторты, колбы, мензурки в стойках, даже несколько змеевиков для перегонки, возгонки и прочего кипячения. Сложив два и два, я пришел к выводу, что попал в лабораторию алхимика. Или химика. Впрочем, в средневековье две эти дисциплины считались за одну.

Я взглянул на бородача и спокойно улыбнулся:

— Кто ты есть, человече?

Он вздрогнул и набычился:

— Фальк Брауби! И не думай, что я легко дамся!

— Очень хорошо. Ты — Фальк Брауби..?

Молот качнулся.