Ему часто снились схватки с бандитами, устроившими засаду на лесной белорусской дороге. «Лесные братья», явившиеся под видом сдачи с повинной, чтобы исполнить приказ Краковского захватить и привезти его живым или мертвым. Но особенно часто вспоминался генерал-самодур Петров, арест и камера с подсадой в тюрьме на Малой Лубянке, которые заставили его многое пересмотреть, переоценить и переосмыслить. Не стиралась из памяти и ловушка на конспиративной даче спецслужбы «Отряда-P» в Германии, на которую его доставили, захватив силой. Мчавшийся на него самосвал, чтобы устроить автомибильную катастрофу…
«Неужели все эти схватки мною пережиты?.. — спрашивал он себя и отвечал: — Странно, если бы всего этого не было на моем пути. Противоестественно только коварство женщины, предавшей любовь мою и дочери».
А совсем недавно появился на свет божий Указ о признании участниками войны лиц, активно действовавших с оружием в руках и проявивших себя в боевых действиях на фронте, в тылу врага, в других операциях по защите Родины. Последнее положение явно распространялось и на него.
В раздумье Антон постоял у окна, невольно наблюдая за тем, как сизари отталкивают друг друга, пытаясь завладеть кусочком булки, кем-то брошенным на асфальт. Тем временем подлетел шустрый воробушек, не складывая крыльев, схватил его и взлетел с ним на чей-то балкон. «Совсем как у людей, — невольно усмехнулся он. — Кто смел, тот и съел».
Достал из стенного шкафа шинель и фуражку. Подивился тому, как изменилась фигура за эти годы. Зато фуражка по-прежнему была к лицу и даже оттеняла и седые виски, и аккуратно подстриженные усики. Тринадцать пулевых и осколочных ранений. Иные на расстоянии вершка, быть может, дюйма от сердца, от головного мозга. О каждом он мог бы рассказать целую историю. Из домашнего сейфа извлек неброскую, потемневшую от времени серебряную медаль «За боевые заслуги». Начистил ее до блеска, так, что она заиграла на солнце.
Как поступить со всем этим? Тем, кто воевал на фронте, приходилось тяжко. Но там хоть видишь врага — он впереди. И ты не один, кругом боевые товарищи. В тылу противника опасность поджидает тебя везде — за деревом, за домом, в десяти шагах. И ты, чекист-оперативник, один среди зарослей, укрывающих бандитов, среди истерзанных войной безучастных, а то и враждебно настроенных людей, населяющих незнакомые тебе места. Полагайся только на себя! Да, то была далеко не туристическая прогулка по лесам и болотам западных областей огромной нашей державы. Буслаев прожил славную и в то же время полную напряжения, постоянных тревог и опасностей жизнь. С годами все чаще задавался вопросом: так ли жил? Все ли сделал из того, для чего предназначен Человек? Что оставит после себя людям? Чувствовал, что требуется многое довести до ума, от чего-то отказаться, что-то изменить к лучшему. А значит, надо спешить жить!
Если формулу «спешить жить» разложить на составляющие, то получится такая картина: он честно, по совести трудился, под себя не греб. Отечеству старался давать больше, чем получал от него, не раболепствовал перед начальством, но и не задавался перед подчиненными, не дрожал за свою шкуру в минуты опасности, вместе с поднявшимся на борьбу народом спасал Родину от иноземных захватчиков. Словом, был личностью.
Протирая очки, Антон задумался: бывало, и глупости совершал, конечно. Но если бы пришлось все начинать сначала… Нет, не искал бы и на этот раз соломы, чтобы мягко было падать.
Так и не дождавшись вызова в управление, отставник Буслаев решил сам напомнить о себе. Отстучал на машинке «Колибри» запрос в Молодечненскую область, на территории которой воевал. Запросил архив КГБ СССР. Ответ отовсюду был однотипный: «Сведениями о вашем участии в боевых операциях по защите Родины не располагаем». «Выходит, война выиграна без меня, — размышлял он. — Так-то вот! А я здоровье там потерял, грудь под вражеские пули подставлял, других собою прикрывал…» Бездушная отписка архивариуса нанесла куда большую рану, нежели та, осколочная, от разорвавшейся у ног «лимонки».
Но так ли уж надо утверждать свое право иметь удостоверение участника ВОВ? «Стоит!» — решительно сказал он себе. В конце концов важно не удостоверение. Куда важнее признание самого факта, что ты не отсиживался в кустах, когда решалась судьба Родины, что совесть твоя чиста перед потомками. И надо это не только ему, необходимо его детям, внукам, правнукам. Они должны знать и гордиться родней, рассказывать последующим поколениям, что в их роду тоже был защитник земли русской.
Остаться без признания, вне памяти народной — самое обидное для бойца.