Схватка с чудовищами

— И вы все спокойно смотрели на это?

— Так ведь…

— Вот тебе Адвокат и поручение: разыскать Скитальца и приволочь его ко мне. Исполняй!

Адвокат пулей выскочил из бункера. Краковский продолжал:

— Не обнаружится, значит, бежал, как перед этим бежали Мелахольный и Борода. И еще это будет означать, что Скиталец — стукач Буслаева. Чуяло мое сердце, что он заслан к нам. — Сел на чурбак, задумался. — Что делать будем?

Послышалась разноголосица: «Биться до последнего издыхания!», «Войне конец, и нам — конец», «Перебьют нас всех, как мошкару лесную», «Сложить оружие, сдаться, в Сибирь угодишь. А то и к праотцам своим отправишься», «Гитлер вон с какой армией и то драпает из России. Немцы дивизиями в плен сдаются».

— Значит, плен, трибунал, виселица… — подвел итог «дискуссии» Краковский. Взглянул на часы: — Кто намерен изменить мне или слаб волей, скажи сейчас. — Пронизал взглядом каждого. — Желающих не вижу. Тогда по местам! Предателей из-под земли достану и лично расстреляю!

Буслаев и Джапаридзе на командном пункте все чаще поглядывали на часы. Каким будет ответ? Краковский должен соображать, что, если банда плотно окружена, борьба бесполезна. Но, видно, не дождаться ответа… Тогда каким образом он намерен выйти из положения?

— Начинай, капитан! — твердо сказал Буслаев, когда истекло время ультиматума. — Вводи в действие все огневые средства, кроме тех, что расположены в зоне нашего командного пункта. Не желают сдаваться — их дело. Желающим уцелеть предоставим возможность воспользоваться коридором и бежать.

— Ловушка? — спросил Джапаридзе, видя, как лейтенант переживает, отдавая этот суровый приказ.

— Небольшая дезориентация противника… Бункер главарей пощади. В нем должен находиться Лиханов.

— Понятно, — кивнул Джапаридзе. — Связные, ко мне!

Краковский метался из угла в угол бункера, проклинал Зиновия, продавшегося Буслаеву. Федор стоял у амбразуры, ведя наблюдение за местностью.

Бой разгорался все сильнее. Слышны были разрывы фанат, прерывистое стрекотание пулеметов и автоматов. В бункер вбежал Прокурор. У него тряслись коленки. От страха едва выговорил:

— Ты уверял, что Буслаев не станет наступать в мороз. Ты предал нас, атаман!

Краковский злобно, с отвращением посмотрел на него, выхватил «парабеллум» и хладнокровно выстрелил в упор. Тот рухнул, не издав ни звука.

— Одним трусом меньше, — сказал Краковский и пнул ногой истекающее кровью тело. — Вынести и бросить на растерзание собакам! Есть еще желающие схватить пулю?

— Что делается… Из одного бункера дым валит. Другой разворочен так, что бревна дыбом стоят. Кругом убитые, но еще больше раненых… — дрожащим голосом докладывал Федор.

— Ты еще запаникуй! — гаркнул на него Краковский. — Думаешь, мне жить не хочется? Наш бункер, кажется, щадят. Буслаев, должно быть, намерен взять меня живым. А, возможно, ему известно, что здесь находится под арестом Лиханов?

Под дверью разорвалась граната и сорвала ее с петель.

— Подбираются и к нам, — вздрогнул Федор.

— Нам надо продержаться до вечера, а там… темнота все скроет, — произнес Краковский, вслушиваясь в перестрелку, идущую на территории лагеря. — С южной стороны у них, видать, брешь. Запомни: если прорываться, так в этом направлении.

По команде, переданной Джапаридзе по цепи, его бойцы и осодмильцы поднялись в атаку. Они не кричали «За Сталина!», «За Родину!». Молча шли редкой цепочкой, сжимая кольцо вокруг бункеров. Наконец по лесу прокатилось многоголосое «Ур-ра!». Каждый знал, что вершит святое дело: защищает Отечество от скверны. И готов был даже ценой своей жизни покончить со злом на нашей земле.

Перемешались снежная поземка и земная пыль. Местами почернел, а где-то и покраснел снег. Повсюду развороченные бункера и траншеи. Брошенные винтовки. Засыпанные снегом и землей трупы бандитов. Дым окутал один из бункеров. Стоял неприятный запах гари, барахтались в снегу раненые бородачи. При виде безжизненных тел и человеческой крови Буслаеву стало не по себе. Успокаивало одно: сами выбрали себе такую судьбу…

Григорий забрался на один из уцелевших бункеров и, сидя на нем, как на верблюде, постреливал в его слуховое отверстие. Командовал засевшим в нем бандитам:

— Эй вы, там! Бросай оружие и выходи, иначе всех перебью! Раз! Два! Три! Ловите, мерзавцы, за батьку моего, чтоб вам было тошно! — крикнул и опустил в дыру гранату.

Обезумевшие бандиты выскакивали из бункера, как ошпаренные. Примостившись напротив выхода, сержант из роты Джапаридзе бил по каждому выбегавшему в упор из «СВТ». Плечо сержанта прошила разрывная пуля.

Превозмогая боль, он продолжал стрелять по врагам, приговаривая:

— Вот тебе за Россию! Вот тебе за Белоруссию! Вот тебе за Прибалтику! Вот тебе за все, что вместе с Гитлером ты натворил на нашей земле, подлюга!

К сержанту подползла Людмила. Она пыталась вынести его, чтобы остановить кровотечение и перевязать рану. Но он категорически отказался подчиниться ей.

— Зачем вытаскиваешь меня из боя, сестричка? Плеча, считай, нет. Жить мне осталось минуты, пока не истеку кровью. Но я еще могу стрелять.