Схватка за Рим

-- Да, я думаю, что действительно лучше сказать тебе. Ты гораздо умнее и находчивее нас обоих и лучше придумаешь, как спасти его. Префект замышляет против него что-то дурное. Он каждый день сам приходит в его подземелье и долго сидит с королем. Он чего-то требует у него и грозит. Я часто подслушиваю у двери. Но господин никогда ни слова ему не отвечает. Сегодня префект вышел от него злее, чем прежде, и спросил меня, в порядке ли орудия пытки...

Раутгунда побледнела, но не сказала ни слова.

-- Не пугайся, госпожа. Несколько дней он еще в безопасности, потому что эти ужасные орудия, по его же просьбе, уничтожены еще при Теодорихе. Меня самого приговорили тогда к пытке, и добрый король -- тогда он был просто граф Витихис -- просил за меня, и меня освободили. Я обязан ему жизнью и целостью своих членов. Вот почему я рад теперь положить свою жизнь за него. Орудия пытки приказали уничтожить, и я сам бросил их в море. Там они лежат и теперь. Я объяснил это префекту. Конечно, если он захочет, то найдет способ погубить его. Если только мой сын будет через два дня стоять на страже у пролома стены, то мы спасем его. В ту ночь я отомкну его цепи, наброшу на него свой плащ и выведу его во двор. У ворот его спросят пароль, который я сообщу ему, и стража пропустит его. Он пройдет к пролому, где сын мой пропустит его, а в нескольких шагах от стены -- густой лес. На опушке Вахис будет ждать его с Валладой. Пусть садится на коня и скачет во всю прыть. Пусть едет один. Никто из вас, даже ты, Раутгунда, не должен сопровождать его. Он вернее всего спасется один.

-- Что обо мне говорить! -- ответила Раутгунда. -- Я хочу только, чтобы он был свободен. Ты даже имени моего не называй ему. Но видеть его еще раз я должна. Из этого окна, когда он выйдет на свободу, я взгляну на него.

Наступил день, назначенный для побега. Все было готово. Вахис с Валладой стоял у опушки леса против пролома в городской стене. Раутгунда сидела одна у окна. Вдруг в комнату вбежал Дромон и с криком отчаяния бросился к ногам ее.

-- Что случилось, Дромон? Он умер? -- вскричала Раутгунда.

-- Нет, -- ответил тот, -- не умер, но, Боже, все погибло! Все! Префект взял у меня ключи от темницы. Он будет хранить их у себя!

-- И ты отдал! -- вскричала Раутгунда.

-- Как мог я не отдать? Ведь я простой слуга!

-- Ты должен был броситься и задушить его своими руками! Впрочем, конечно, что для тебя Витихис!..

-- О госпожа, ты жестока и несправедлива ко мне!

-- Но он должен быть свободен! Слышишь, должен! -- вне себя закричала Раутгунда. -- Вот топор. Идем, мы разобьем дверь!

-- Невозможно, госпожа, -- ответил старик, -- дверь железная. , -- Так вызови этого негодяя. Скажи, что Витихис требует его. А как только он подойдет к двери, я убью его этим топором.

-- А после что? Нет, госпожа, ничего нельзя сделать! Пусти меня, я пойду, предупрежу Вахиса, чтобы он не ждал напрасно.

-- Нет, подожди... Быть может... Ах, -- вдруг сказала Раутгунда, -- да, это так, наверно, так! Негодяй хочет прокрасться к нему и умертвить его... Но горе ему. Я сама буду сторожить эту дверь! Сторожить, как святыню, лучше, чем жизнь своего ребенка. И горе ему, если он подойдет!

Но Раутгунда ошиблась. Цетег взял ключи не с тем, чтобы тайно убить Витихиса. Он понес их Матасунте. Хотя Велизарий и думал, что со взятием Равенны война кончится, но Цетег был непокоен. Он боялся, чтобы весть об изменническом поступке с Витихисом не возбудила народного гнева. Это было тем возможнее, что главные, самые опасные предводители их -- Тотила, Тейя, Гильдебад -- не попались в западню в Равенне, и вокруг них уже начали собираться готы. Необходимо было вынудить Витихиса подписать заявление, что он сдал город безоговорочно и требует, чтобы все вожди подчинились Византии. Кроме того, префекту было необходимо, чтобы Витихис указал ему, где хранятся королевские сокровища готов. Ему нужны были деньги для найма иноземных солдат против Византии, когда наступит время борьбы с ней. Вот почему он решил не останавливаться ни перед чем и добиться от Витихиса своего.

Страшно изменилась красавица Матасунта после своего поджога. До сих пор еще не оправилась она от тяжелой душевной болезни, и Аспа со слезами глядела на нее.

-- Прекрасная дочь Амалунгов, -- начал Цетег, входя к ней, -- разгони морщины на белом лбу и выслушай меня.

-- Что с королем? -- быстро спросила Матасунта. -- Ты ничего не говоришь о нем. Ты обещал мне освободить его и позволить уйти за Альпы и не держишь слова.

-- Я обещал, но с двумя условиями. Выполни их, и Витихис будет свободен. Ты ведь знаешь эти условия. Первое: ты должна согласиться выйти за Германа. Он завтра хочет ехать в Византию, ты поедешь с ним, как его невеста.

-- Никогда! -- сказала Матасунта. -- Я сказала уже, что никогда не выйду за него.

-- Будь рассудительна, Матасунта, -- убеждал Цетег. -- Ты станешь его женой и скоро будешь его вдовой, тогда Юстиниан, и с ним -- весь мир, будет в твоих руках. Дочь Амалунгов, неужели ты не любишь власти?

-- Я люблю только... Нет! Никогда!

-- В таком случае я должен заставить тебя.