-- Она была получена еще от Теодориха, великого короля. Помни, она принадлежит Адальготу. Это лучшее наследство его. Другую половину медали и надписи я отдал мальчику, когда отправлял его. Когда король прочтет свиток, и Адальгот будет близко, -- а он должен быть там, если послушал моего совета, -- тогда позови Адальгота, приложите обе половинки медали одну к другой и покажите королю. Он должен быть умен и кроток, и проницателен, как луч солнца. Он поймет смысл надписи. А теперь поцелуй мои усталые глаза. Ложись пораньше, пусть сам Царь небесный и все Его светлые очи -- солнце, луна и звезды -- охраняют тебя во время пути. Когда ты найдешь Адальгота и будешь жить с ним в маленьких комнатах душных домов, в узких городских улицах, и когда вам покажется слишком тесно и душно там внизу, тогда вспоминайте дни вашего детства здесь, на высокой горе Иффы. И это воспоминание укрепит вас, точно свежий горный воздух.
Молча слушала и повиновалась старику пастушка
-- Прощай, дедушка! -- сказала она, целуя его глаза. -- Благодарю за твою любовь и заботы.
Но она не плакала. Она не знала, что такое смерть. Она вышла за порог хижины и оглядела окрестные горы. Небо было ясно, вершины горы блестели, освещенные луной.
-- Прощай, гора Иффа! -- сказала она. -- И ты, Волчья голова! И ты, Голова великана. Прощай и ты, сверкающая внизу Пассара! Знаете ли вы? Завтра утром я покину вас всех! Но я иду охотно, потому что иду к нему.
Между тем, Кассиодор и Юлий отправились по просьбе Тотилы в Византию. Через несколько недель они возвратились, но мира не заключили.
-- Сначала переговоры пошли очень удачно, -- говорил Юлий Тотиле в присутствии главнейших вождей. -- Юстиниан был, видимо, склонен к миру. Оба великие полководца его -- Велизарий и Нарзес -- заняты теперь войной с персами, и у него нет средств вести в то же время войну и в Италии, она ему и так обошлась очень уж дорого. Мы ушли от него вполне обнадеженные, что мир состоится. Вдруг вечером из дворца является раб с прощальными подарками, -знак, что переговоры кончены. Кассиодор, желая всей душой мира, сделал невозможное: добился у короля еще одной аудиенции, уже после принятия подарков. Но Юстиниан встретил нас сурово и заявил, что никогда не будет смотреть на готов Италии иначе, как на врагов, и не успокоится, пока не изгонит их отгуди.
-- Что за причина такой быстрой и резкой перемены в нем? -- спросил Тотила.
-- Не знаю. Мы ничего не могли узнать. Разве только...
-- Что? -- спросил Тейя.
-- Когда я вечером возвращался из дворца, мне встретились носилки императрицы. Я заглянул в них, и мне показалось, что там сидел...
-- Ну? -- нетерпеливо спросил Тейя.
-- Мой несчастный друг, воспитатель, пропавший Цетег.
-- Ну, едва ли, -- заметил король. -- Он, вероятно, утонул. Ведь его плащ нашли в воде.
-- Вы все истинные христиане и не знаете, что дьявол не может умереть! -- заметил Тейя.
-- Но это мы узнаем после, -- сказал Тотила. -- А теперь, друзья мои, слушайте. Юстиниан отказывается от мира. Но он воображает, что мы будем сидеть и ждать, пока ему удобно будет начать войну с нами. Покажем же ему, что будем опасными врагами для него. Он хочет изгнать нас из Италии! Хорошо, он увидит готов снова, как во времена Теодориха и Алариха, в своей собственной земле. Но прежде всего храните наше решение в тайне, потому что тайна -- мать победы. Готовься, Юстиниан! Мы скоро явимся к тебе! Защищайся!
ГЛАВА IX
В простом, но уютном домике в Византии сидели в трапезной двое людей за бокалами вина.
-- Расскажи же, что было с тобой. Ведь мы так давно не виделись, -сказал Прокопий.
Цетег отпил. Он значительно изменился с той ночи. Глубже были морщины на его лбу, мрачнее взгляд. Вообще, он не то чтобы постарел, но казался еще холоднее, беспощаднее.