И движением руки епископ простился с собранием. Молодые священники с факелами вышли из боковых проходов и повели заговорщиков небольшими группами к разным выходам ил катакомб.
ГЛАВА IV
Сильверий, Цетег и Рустициана пошли вместе. Поднявшись на несколько ступеней, они вошли в церковь святого Себастьяна, подле которой был дом Сильверия. Туда они зашли все трое.
Сильверий провел гостей в тайную комнату, где никто не мог их подслушать, и занялся приготовлением трапезы. Цетег же молча сел подле стола, опустив голову на руки, Рустициана пристально смотрела на него и, наконец, заговорила:
-- Человек, скажи мне, скажи, что за силу имеешь ты надо мною? Я тебя не люблю. Скорее ненавижу. И все же повинуюсь тебе, против воли, как птица -- взгляду змеи. И ты вложил мою руку в руку негодяя! Скажи мне, какой силой ты сделал это?
-- Привычка, Рустициана, простая привычка! -- рассеянно ответил тот.
-- Да, конечно, привычка! Привычка рабства, которое началось с тех пор, как я начала думать. Что я молодой девушкой полюбила красивого сына соседа, -- это было естественно. Что я думала, что и ты любишь меня, -- было простительно, ведь ты же целовал меня, а кто же мог думать тогда, что ты не можешь любить -- никого, даже едва ли самого себя. Сделавшись женою Боэция, я не заглушила в себе эту любовь, которую ты шутя снова пробудил, это был грех, но Господь и церковь простили мне. Но почему теперь, когда я знаю твою бессердечность, когда в жилах моих потухло пламя всех страстей, я все же слепо повинуюсь тебе, -- это уже глупость, над которой можно только смеяться.
И она громко рассмеялась, потирая рукой лоб.
Сильверий, занятый приготовлением какого-то напитка в другом конце комнаты, украдкой взглянул на Цетега. Тот сидел по-прежнему, склонив голову на левую руку.
-- Ты несправедлива, Рустициана,- спокойно ответил он ей. -- И неясно понимаешь свои чувства. Ты ведь знаешь, что я был друг Боэция. Знаешь, что я ненавижу готов, действительно ненавижу и желаю, а главное -- могу исполнить то, что составляет смысл твоей жизни: отомстить варварам за казнь твоего отца Симмаха, которого ты любила, и мужа, которого уважала. Вот почему ты и подчиняешься мне. И умно делаешь: хотя ты и умеешь вести интриги, но твоя горячность расстраивает иногда лучшие твои планы. Поэтому для тебя же лучше слепо подчиняться мне. Вот и все. Теперь иди. Твоя служанка уснула на ступенях церкви; она воображает, что ты исповедуешься у Сильверия. Прекрасно, но исповедь не должна тянуться слишком долго. Передай мой привет Камилле, твоей прекрасной девочке.
Он встал, взял ее за руку и повел к двери. Рустициана молча поклонилась Сильверию и вышла. Цетег возвратился на свое место.
-- Странная женщина! -- заговорил Сильверий.
-- Ничего странного. Она думает, что загладит свою вину перед мужем, если отомстит за него. Но займемся делом.
Сильверий вынул из шкафа большую кипу разных счетов и документов.
-- Нет, святой отец, денежными делами займись уж сам, я их не люблю. Я просмотрю другие дела.
И оба погрузились в письма и счета. Долго, много часов просидели они за работой. Сильверий сильно устал, на лице же Цетега не заметно было ни малейшего следа утомления. Священник с удивлением и завистью посмотрел на него.
Цетег почувствовал взгляд, понял его и ответил:
-- Привычка, мой друг, сильные нервы и... -- тут он улыбнулся, -чистая совесть. Это главное.
-- Нет, не шути, Цетег, ты для меня загадка. Я совершенно не понимаю тебя. Вот, возьмем любого из членов нашего союза. О каждом я безошибочно скажу, что собственно побудило его вступить в союз: Лициния -- горячий, молодой задор, Сцеволу -- чувство правды, меня и других священников -ревность о славе Божьей.
-- Ну, конечно, -- подтвердил Цетег, отпивая из бокала.
-- Иных тщеславие, -- продолжал Сильверий, -- других надежда отомстить во время борьбы своим личным врагам. Но что побуждает тебя -- я решительно не могу понять.
-- И это тебе досадно, не правда ли? Потому что только зная мотивы наших поступков, можно управлять нами. Но в этом случае я не могу помочь тебе: я и сам себя не понимаю. Положим, я не люблю готов, -- мне противны их здоровые, румяные лица, их широкие, светлые бороды, цельность их характеров, безумное геройство. Да, они противны мне, и мне неприятно, что они властвуют в стране с таким прошлым, в Риме.
-- Что готы должны быть изгнаны отсюда, в этом я совершенно согласен с тобой. И я достигну этого. Потому что я хочу только освободить церковь от еретиков, которые не верят в божественность Христа. И тогда я надеюсь, что...
-- Что римский епископ сделается главою всего христианского мира и вместе повелителем Италии, -- прервал его Цетег. -- И этим епископом Рима будет Сильверий.
Сильверий, пораженный, взглянул на него.
-- Успокойся, друг Божий. Я умею хранить чужие тайны. Твои цели я давно уже понял, но никому не выдал их. А пока прощай. Звезды уже гаснут, а мои рабы должны утром найти меня в постели.