— Начинается оно, вроде бы, как сказка, а обернется-то суровой правдой. Жили-были четыре молодца-обормота, кутилы — ну, вроде нас. Жили весело до поры, а затем случись чума, народу выкосила — страсть. Вот и одного из них прибрала смертушка. Остальные трое начали буянить с пьяных глаз: что это еще за смерть такая, найдем ее, да разберемся по-своему, перестанет людей косить, безносая. Пьяным-то оно что — долго ли собраться? Отправились они в путь, смерть искать да повстречали старика, столь древнего, что, верно, уж век прожил на земле. Идет, кряхтит, стонет — смерть зовет. Они как напустились на него: ах ты, такой-сякой! Смерть людей косит, а он ее призывает! Едва не поколотили, а он им говорит — долго, мол, на свете прожил, все испытал, а теперь уж одеревенел весь, кости ноют, жевать нечем — а смерть все не идет. А наши три молодца и говорят: мы-то не прочь с ней переведаться, да где ж ее поймать? А дедок-то им отвечает: если хотите с ней встретиться, найдете ее под большим дубом на опушке, надо только по дорожке в лес зайти. Те деда бросили, даже на ум не пришло спросить, что ж он сам туда не идет, если смерть ему так нужна. Что ж, думаете, они нашли под дубом? Золота в чеканной монете рассыпано, на восемь мешочков добрых хватит. Глаза-то разгорелись у наших молодцов. Про то, как смерть найти, и думать забыли. Стали размышлять, что да как им лучше сделать. Их ведь, буянов этих, знали как тех еще проказников, способных на всякое дело, в том числе и на разбой. Увидят люди, что они золото тащат, сразу к судейским потянут. Вот первый и говорит: надо нам золото припрятать в кустах, да отсидеться здесь до ночи — а как стемнеет, все и перетащим. А до вечера-то еще досидеть надобно — вот они и послали младшего в город за едой да за вином и пообещали клятвенно дождаться. Но ока тот ходил, один другому предложил: третий-то наш — парень хлипкий, можно завести с ним веселый разговор, схватиться, как в игре, да и пырнуть ножичком. На двоих куда как больше золота достанется, если делить! Ну, второго долго уговаривать не пришлось, согласился. Стали они своего товарища поджидать, а он себе на уме был. Как встали перед глазами золотые монеты, так он и решился собутыльников своих передурить. Сначала купил еды и три фляги со сладким вином, а затем пошел к аптекарю да яду склянку испросил — крыс, мол, выморить надо. Заплатил, сколько следует, а на улицу как вышел, яд в две фляжки и разлил. Дальше, полагаю, особо и рассказывать нечего. Сами, судари мои, обо всем догадались: как младший пришел, его прирезали, винца на радостях испили, ну и вслед за ним прямо в ад отправились.
Рассказчик замолчал и внимательно оглядел слушателей:
— Ну? Что скажете? Поняли, в чем тут соль? Безносая прибрала всех. Хотели они встретить смерть — и встретили. Да только зря думали, будто она с ними станет биться честно, как на рыцарском поединке. Если ходишь рядом со смертью, будь готов, что она тебя ударит исподтишка, а сейчас время такое, что все мы рядом с ней ходим. Это уж не Чосера мудрость, это уж я сам от себя добавил.
Джарвис и Ньюпорт сие мудрое изречение оценили. А вот Торнвиллю же стало только тяжелее на сердце. Хмель углублял печаль по сгинувшему другу. Что привело этого итальянца сюда, на верную смерть? А ведь он говорил так, словно чувствовал, что финал жизни приближается!.. Теперь даже тела нет, чтобы предать погребению. Вот они, бражники, сейчас сидят за столом. А кто из них доживет, к примеру, до воскресенья? Никто не скажет… Горько это все…
Однако кроме Торнвилля никто не печалился. Джарвис уже рассказывал случай из тех времен, когда жил в Англии — в их городишке как раз накануне большого праздника и сопровождавшей его ярмарки умер ярмарочный бойцовый медведь. А чтобы непременно достать и выставить в урочное время нового, мелкие церковные служки опустошили сундук с церковными пожертвованиями. Дескать, старались для прихожан, которые деньги жертвовали. Да только ни священник, ни прихожане такого старания не поняли…
"Что же это значит? — думал Торнвилль, прихлебывая из стакана. — А то, что если жизнь кончилась для одного, для других она продолжается со всей своей суетной нелепостью. Продолжается, пока смерть, которая бродит рядом, на ударит исподтишка".
Высокопоставленные турки в этот же момент, надобно сказать, по Алексису не скорбели. Мизак по хитрости своей сделал тюленеобразному бейлербею приятное, сказав:
— Ну вот видишь, как я все правильно устроил? Говорил, что неудача будет — но меня никто не захотел слушать. Так ведь? Помнишь? Что мне оставалось делать? Только избавить тебя от этой неприятности и послать кого-то менее ценного, а ты на меня еще и обиделся. И принца я тоже уберег — теперь понимаешь? Проучили христиане торопыг — и пусть. Ученый да проученный полезнее потом оказываются.
Анатолийский властитель только горестно вздохнул и согласился с Мизаком, даже поблагодарил, а визирь прошелся взад-вперед по устилавшим его шатер коврам и сказал собеседнику: