Скифия глазами эллинов

Когда Ахилл узнал, что дочь Агамемнона обманута, благородный герой заявил, что не даст принести в жертву ту, которая обещана ему в жены, и решил защищать ее до последней капли крови. Как изображает Еврипид в трагедии «Ифигения в Авлиде», девушка сама мужественно пошла на смерть, вняв словам отца:

Эллада мне велит
Тебя убить... Ей смерть твоя угодна,
Хочу ли я иль нет, ей все равно.
О, мы с тобой ничто перед Элладой!
Но если кровь, вся наша кровь, дитя,
Нужна свободе, чтобы варвар
В ней не царил и не бесчестил жен,
Атрид и дочь Атрида не откажут.[60]

Лишь только пламя жертвенного костра охватило Ифигению, подул ветер, и стало возможным отправиться к Трое. На костер спустилось облако, а когда оно рассеялось, все увидели, что Ифигения исчезла и вместо нее жертвой стала лань. Одни рассказывали, что Артемида спасла Ифигению, превратив ее в бессмертную богиню, другие полагали, что Артемида перенесла дочь Агамемнона в Таврику и там сделала жрицей в своем храме.

Этот храм находился на северном берегу Понта в стране жестокого племени тавров, которые уничтожали всех попавших в их земли чужестранцев. Ифигении предписывалось приносить их в жертву Артемиде. Такими жертвами чуть было не стали брат Ифигении Орест и его друг Пилад. Они прибыли в Таврику, чтобы по велению оракула Аполлона разыскать и привезти в Аттику священную статую Артемиды. Пока друзья решали, как проникнуть в храм, тавры их схватили и привели к Ифигении для жертвоприношения. Узнав в пленниках соотечественников, Ифигения стала расспрашивать их о родине и случайно узнала, что один из них ее брат, которого она видела лишь маленьким ребенком перед началом войны. Жрица Артемиды придумала, как похитить статую богини и бежать с пленниками к их кораблю. С большим трудом беглецам удалось спастись от преследования царя тавров Тоанта, желавшего вернуть на родину священное изображение и покарать похитителей. Возвратившись в Грецию, Орест построил храм Артемиды Таврополы, установил там таврический идол, а Ифигения стала жрицей в этом святилище. В небольшом аттическом селении Алы Арафенидские показывали могилу Ифигении возле храма Артемиды.[61]

Сказание об Ифигении оказалось самым распространенным среди греческих мифов, действие которых происходит в Северном Причерноморье. Уже в VI в. этот фольклорный сюжет вошел в эпическую поэзию. Страна тавров, где живет спасенная Артемидой Ифигения, упоминалась в «Киприях».[62] С тех пор многие писатели избирали Ифигению героиней своих произведений. Наиболее известны были в древности трагедии Еврипида, а в новое время трагедия Гёте и опера Глюка на либретто об Ифигении. Литература вдохновляла художников на изображение различных сцен мифа. Мы видим их на греческих вазах (рис. 21—23), рельефах и на уцелевших фресках, украшавших дома Помпеи и Геркуланума, трагически погибших во время извержения Везувия в 79 г. н. э.[63] Среди картин на античные сюжеты великого русского художника Валентина Серова есть «Ифигения в Тавриде».

Рассказ о жертвоприношении дочери вождя войска перед выступлением в поход уходит корнями в глубокую древность и отражает реальный обычай. Перед охотой или перед войной, когда проливалась кровь людей и животных, считалось необходимым умилостивить грозную богиню, «хозяйку зверей». Приняв в жертву юношу или девушку, богиня, по древним верованиям, без гнева смотрела на то, как лишались жизни находящиеся под ее властью все живые существа. Некоторые черты почитания этой богини из пантеона первобытного общества вошли в культ Артемиды, жертвой которой стала Ифигения.[64] Возможно, подобные жертвоприношения существовали еще во времена Троянской войны, и сказание отразило реальное событие.

Ифигения погибала на костре, чтобы обеспечить удачу в предстоящей войне, и этим исчерпывалась ее роль в древнейших фольклорных преданиях. Эта первоначальная версия мифа отразилась в произведениях некоторых писателей V в., где ничего не говорится о спасении дочери Агамемнона.[65] Уже в архаический период человеческие жертвы у эллинов ушли в далекое прошлое; поэтому появилась потребность согласовать действие мифа с новой психологией, не допускающей насильственной смерти во имя умилостивления бога. В культовых обрядах вместо реального заклания жертвы стало практиковаться символическое. Так, во время празднеств в честь Артемиды Таврополы в Аттике на шее юноши делался надрез, и капли крови падали на жертвенник. Изменилось и осмысление обряда. Его считали не воспроизведением жертвы Артемиде, а воспоминанием об опасностях, грозивших Оресту и Пи-ладу в храме в далекой Таврике.[66]