Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 1

4. Судя по изображению «Кавказского Междуречья» на первом и области между морем и рекой на втором из серебряных сосудов, территория, прочно контролировавшаяся майкопским царем и составлявшая ядро его владений, ограничивалась Черным морем на западе, Кубанью на севере и востоке и Ингури на юге. Сакральным природным центром территории были снежные вершины западной части Большого Кавказа, и особенно Эльбрус в верховьях Кубани и одного из истоков Ингури. Однако внутри этого условного четырехугольника выделялся другой, ограниченный р. Белой на западе, Кубанью на севере, Лабой на востоке и Большим Кавказским хребтом на юге: именно здесь сосредотачивалась светская и сакральная власть элиты закубанской части майкопской общности (карта на рис. 3: 1). Более того, начиная с «майкопских» времен, эта территория становится на ряд тысячелетий сакрально-политическим центром Западного Предкавказья. Здесь расположены и Большой майкопский, и псебайский курган, и Красногвардейское, где найдена печать, и Мешоко. Позднее, когда майкопская общность дополняется третьим этнокомпонентом, возможно степного или даже центральноевропейского происхождения, каменные склепы элиты этой группы возводятся здесь же, у Новосвободной. Еще позднее, когда майкопская общность в III тыс. до н. э. сменяется в западной своей части культурой строителей дольменов, наиболее многочисленные дольменные кладбища («поля») с наиболее древними типами сооружений, в ряде случаев возникшими под средиземноморским влиянием, группируются также между Белой и Лабой (Резепкин 1988; 1989; Марковин 1994; Рысин 1997). Еще позднее, в VII–VI вв. до н. э., в этом же междуречье возникают кладбища и святилища скифских царей и аристократии (келермесские курганы, костромской, ульский). Наконец, в наши дни местное древнее население — адыги — имеет столицей Майкоп (рис. 3: 1).

В среде населения, оставившего майкопскую группу памятников, важную роль играли переселенцы из Передней Азии, проникавшие сюда в основном через горные перевалы и обеспечивавшие устойчивые связи с исходными для них областями. Не удивительно, что эти «майкопцы», как и другие создатели и носители майкопской общности Западного Кавказа, как это явствует из распространения их памятников и изображения гор и рек на серебряном сосуде, должны были тщательно контролировать горные перевалы у истоков Белой, Лабы и Кубани, а также и территорию, прилегающую к ним с юга, как минимум вплоть до Ингури.

Формирование социально-политической организации, объединившей «майкопцев» Закубанья и субстратное население (равно как и аналогичные процессы в других областях Предкавказья), способствовало распространению на север различных достижений формирующихся переднеазиатских цивилизаций, сыграло решающую роль в возникновении и развитии металлургии эпохи бронзы в Восточной Европе, дало толчок ряду других процессов в социально-экономической сфере. Закубанье стало притягательным местом, о чем говорит появление здесь новосвободненской группы.

5. Представляет особый интерес то внимание к Черному морю, которое проявлено заказчиками и мастерами серебряных сосудов, особенно второго, где, по принятой нами трактовке, центр всей композиции находится в середине моря. Использовался ли в это время Понт для миграций и торговли, как полагает Р. М. Мунчаев (1975: 376; 1994: 225), сказать с уверенностью трудно, но эти изображения моря склоняют к положительному ответу. В любом случае морскими промыслами субстратное население майкопской общности уже занималось.

Прекращение существования майкопской общности, и в частности майкопской группы памятников, привело к падению уровня керами-ческого производства, снижению богатства аристократических погребений и ослаблению переднеазиатских связей, однако не приостановило поступательное развитие хозяйства и культуры жителей Предкавказья (Рысин 1997) и не сделало область между Кубанью и Ингури менее привлекательной для иноземцев. Особое внимание привлекает культура строителей дольменов, сменившая майкопскую общность между Лабой и Понтом в III тыс. до н. э. Явно выраженное территориальное тяготение носителей этой культуры к Понту перекликается с тем, что некоторые, преимущественно ранние типы дольменов имеют аналогии в более ранних или синхронных сооружениях Пиренейского полуострова, Кикладских островов Эгейского моря и Восточного Средиземноморья, а некоторые типы вещей имеют эгейско-малоазийские истоки (Резепкин 1988; Марковин 1994; Рысин 1997: 99, 118–120, рис. 16, 17). Связи с эгейско-малоазийским регионом могли осуществляться как по суше, так и (преимущественно?) морем через Дарданеллы и Боспор, тем более что во второй четверти III тыс. до н. э. расцветает культура мореплавателей Киклад. На их помещаемых в могилы таинственных глиняных и каменных «сковородках» большую часть внутренней поверхности занимает изображение моря в виде усеченного с одной стороны круга, чья поверхность зачастую трактована в виде множества спиральных завитков (волн), среди которых иногда появляется силуэт корабля (Андреев 1998 г).