Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 1

Обнажение и приятие жестокого взаимодействия двух означенных систем отнюдь не исчерпывает всего богатства образов и идей скифского мировоззрения, но определенно является его «основным механизмом» и его отличием от других великих мировоззренческих систем «осевой эпохи». С трудом улавливается в скифском искусстве и мифологии образ некоего превышающего и объединяющего обе оппозиции начала. Образ этого Высшего Единства довольно неопределенен и двусмысленен и в зороастризме; наиболее емкое его оформление среди религий иранского круга дает зерванизм. Отчасти это Единство выражено в свето-огненной сути самого священного золота, примерно соответствующего Хварэне и Аше/Арте (огненной божественной справедливости) зороастризма; другие его образы — мировое древо, мировая растительно-звериная сеть (обкладка пояса из Зивие). Иногда Высшее Единство как будто представлено в образе женского божества огненной или растительной природы, которое, судя по соотнесенной с ней системе изображений, вполне положительно относится к мироустройству, основанному на оплаченном страданием очаровании жизни.

Город феаков на острове Схерия в «Одиссее» и город Акротири на острове Каллиста-Фера-Санторини [38]

В соавторстве с В. Т. Мусбаховой мною уже были опубликованы краткие тезисы, где предложена локализация подробно описываемого в «Одиссее» острова Кирки на Таманском полуострове (остров синдов? остров Фанагора?), а Аида, который Одиссей посещает по настоянию Кирки, затем возвращаясь оттуда вновь на ее остров, — в районе Днепро-Бугского лимана или вблизи него (Machinsky, Mousbakhova 2001: 4–5). В настоящее время подготавливается большая статья, где эта тема раскрывается подробно, с привлечением новых, в том числе археологических, аргументов[39].

Представляется естественной и образно точной древнейшая локализация Аида на крайнем севере тогдашней ойкумены эллинов, в земле киммерийцев, которых вскоре сменят скифы[40]. Но о посещении Аида Одиссей рассказывает (очень подробно) только в городе, где царствуют Алкиной и Арета, на острове феаков Схерии. Позднее, на Итаке, в многочисленных разговорах с родными, слугами, женихами и даже со своей покровительницей Афиной он ни разу даже косвенно не упоминает об этом. Иными словами, опережая некоторые выводы статьи, о потустороннем печальном Аиде он рассказывает только в светлом земном Раю, на острове Схерия.

Обе поездки — в Аид и на Схерию, судя по тексту, происходят по воле неотвратимой Судьбы. В Аид Одиссея против его желания посылает Кирка: «Ты должен, с пути уклоняся, проникнуть в область Аида <…> Душу Тиресия фивского должно тебе вопросить там» (Od. X, 490–495), — к чему Одиссей совсем не стремится. В Аиде он узнает от Тиресия о своих дальнейших странствиях и, весьма неопределенно, об обстоятельствах своей смерти, а после возвращения к Кирке выясняется, что она и без Тересия и подробнее, чем он, знает обо всех дальнейших приключениях Одиссея, не упоминая лишь о его смерти (возможно, потому, что ей уже ведомо: Одиссея случайно убьет Телегон, ее сын от Одиссея). Но ни Тересий, ни Кирка не знают и не сообщают ничего о том, что на Итаку Одиссей должен возвратиться только после посещения Схерии при содействии добрых феаков. О неизбежности прибытия Одиссея на Схерию сообщает Зевс Гермесу в присутствии своей дочери Афины (Od. V. 34), причем он говорит об этом не как о своем решении, а как об исполнении того, что уже предначертано. Таким образом, Одиссей должен по воле Судьбы (и автора «Одиссеи») побывать и в Аиде, и на острове феаков.

Ниже в сжатой форме, сводя до минимума ссылочный аппарат и давая цитируемые тексты в русском переводе[41], я обосновываю сопоставление, означенное в заголовке статьи. Подробная аргументация позднее будет приведена в большой статье.