— Сто тысяч за вагон алюминиевого листа? — разыграл искреннее удивление. — Да какой дурак станет платить такие бешеные деньги?
— Ваш алюминий шел на кровли в Прикарпатье.
— Не может быть.
— Факт остается фактом. А лист заводу выделяли вы.
Лицо у Татарова вытянулось, и Дробаха впервые подумал: а если они ошибаются и этот Татаров попал в историю из-за собственного недомыслия?
— Вот оно что! — воскликнул Татаров. — Теперь я припоминаю. В самом деле, мне давали на подпись такие бумаги. Но кто мог подумать? Готовил их начальник отдела нашего главка товарищ Гудзий. Порядочный человек, старательный исполнитель. Никто о нем не скажет ничего плохого.
— О Гудзии мы еще поговорим, — пообещал Дробаха: все же мысль о том, что перед ним не закоренелый преступник, а халатный работник, до некоторой степени изменила его отношение к Татарову. — А теперь скажите мне, нам известно, вы все время жаловались на безденежье и вдруг приобрели «Ладу». Именно в то время, когда начались поставки алюминия тому заводу.
Татаров не задумался ни на мгновение. Все ответы на подобные вопросы были у него продуманы и взвешены до последнего слова.
— Одолжил, — ответил, — на машину я одолжил. Но, к сожалению, ее уже нет.
— Как? — удивился Дробаха, потому что это было для него новостью. — Говорят, вы так радовались машине.
— Должен был вернуть деньги. Когда одалживал, договорились, что буду отдавать по частям, думал, в крайнем случае, смогу переодолжить, а пришлось возвращать срочно.
— И у кого вы одолжили? — не без иронии спросил Дробаха. Он уже сообразил, что Татаров ловко дурачит его, и устыдился своего легковерия.
— У одного знакомого.
— Можете назвать фамилию?
— Это вам ничего не даст. Тому человеку затем и понадобились деньги, что уезжал. За границу...
— Вот оно что! — Дробаха внимательно посмотрел на Татарова. «Ишь ты, — подумал, — крепкий орешек, и разгрызть будет не так уж просто!» — За границу, говорите? Это вы неплохо придумали.
— Я просил бы вас, — сказал Татаров тоном, не допускающим возражений, — обойтись без оскорблений.
— Конечно, — вздохнул Дробаха. — Ну что ж, будем считать, что откровенный разговор у нас с вами не получился, просто обменялись мнениями, как говорят опытные дипломаты. — Сделал несколько шагов, махнул рукой, и чуть ли не сразу в калитке появились оперативники. Оглянулся на Татарова: — Придется прибегнуть к мерам, предусмотренным законом. Сейчас мы пригласим понятых и сделаем у вас обыск. Вот постановление, прошу ознакомиться.
Но Татаров даже не посмотрел на документ. Стоял, держась правой рукой за яблоневую ветку, отчужденный и будто лишенный всех чувств, не видел и не слышал ничего, смотрел остекленевшими глазами поверх Дробахи, словно ему было безразлично, что с ним произойдет... И действительно, Татаров на какой-то момент совсем реально ощутил, что прекратил существование, вроде бы растворился и исчез, потому что все погибло, пропало, взорвалось, а значит, нет больше человека со сложившимися привычками, вкусами, требованиями, вместо него появилось совсем новое существо, только внешне похожее на Татарова, существо,к тому же, не принадлежащее самому себе, а целиком зависящее от других — от их капризов, настроений, характеров, и так будет тянуться долго-долго. От этого стало страшно, мороз пошел по коже, и Татаров подумал, что лучше было бы покончить с собой, но теперь не мог совершить даже этого, потому что перестал уже быть человеком, а стал преступником, теперь — представлял себе это ясно и четко — не мог даже шагу вольно ступить.
Но, говорят, можно привыкнуть в жизни ко всему, сколько взлетов и падений видел он сам, — впрочем, его вину еще надо доказать, и может, фортуна еще улыбнется ему.
23
Каштанов позвонил Хаблаку и приказал срочно зайти.
В кабинете полковника сидела женщина лет тридцати или немного старше. Не очень красивая, но симпатичная, смотрела испуганно, держала на коленях зеленую сумочку и все время щелкала замком.
— Садитесь, майор, — указал Каштанов на стул около женщины и сам примостился рядом. — Это гражданка Мащенко Лидия Андреевна, она пришла повиниться, и я подумал, вам будет интересно послушать ее, вот и прервал разговор с ней, чтобы пригласить вас.
Хаблак едва заметно поморщился: у него и так дел невпроворот, а тут какая-то Мащенко. Укоризненно взглянул на Каштанова, тот сделал знак, чтобы Хаблак набрался терпения, и обратился к женщине:
— Давайте, Лидия Андреевна, начнем сначала.
Женщина щелкнула замком сумочки, прижала ее к груди и заговорила неуверенно — искала нужные слова, губы у нее дрожали:
— Я уже сообщила... Значит, зашел ко мне Леня — Леонид Павлович Гудзий...
Хаблак пошевелился на стуле: вот в чем дело... Хотел что-то спросить, но полковник остановил его, положив руку на плечо. А женщина продолжала: