Скифская чаша

— Мы с ним знакомы, встречаемся в доме у одних наших сотрудников, и Леня, ну если уж откровенно, ухаживает за мной. Но у него жена, а я одинока, может, оно и нехорошо, да что поделаешь, человек он компанейский, веселый... Мне с ним приятно, обычный флирт, ничего больше, и вообще мы в прекрасных отношениях... Вы понимаете? — остановила взгляд на Каштанове. — Я, наверно, говорю невпопад...

Полковник подбодрил Мащенко:

— Мы вас внимательно слушаем.

— Так вот, заходит ко мне Леонид Павлович, мы в одном с ним министерстве, и говорит, что надо кого-то там выручить, его знакомого или друга, тот очень просит и отказать нельзя. А мне за это — импортные сапожки. Я подумала, вероятно, шутит насчет сапожек, а может, и нет, пожалуй, не шутит, потому что надо было подписать бумагу у начальника нашего главка на полиэтилен, а он точно не подписал бы, я знаю...

— Какой полиэтилен? — встрепенулся Хаблак. — И кому?

— Для одного из наших заводов. Полиэтиленовая крошка. Двести тонн. Ну я сделала, начальник, повторяю, не подписал бы, так я во втором экземпляре исправила цифру...

— Подделали документ? — уточнил Каштанов.

Мащенко щелкнула замком, открыла сумочку и достала из нее пакет.

— Подделка, — согласилась, — и я виновата. Но ведь просил же Леонид Павлович, а знаете, заводам не всегда дают что нужно... Ну я уже стала забывать об этом и на сапожки не рассчитывала, а тут вдруг на днях звонок в дверь, открываю — парень, дает вот этот пакет и говорит: от друзей Леонида Павловича... Отдал и исчез. Разворачиваю, а там...

Мащенко дрожащими пальцами открыла пакет и положила на стол пачки денег.

— Тут три тысячи, — отдернула руку, как будто обожглась. — Я все эти ночи не спала. Потом решилась и пришла к вам.

Каштанов переглянулся с Хаблаком.

— Шиллинг, — сказал Хаблак, и Каштанов согласно кивнул.

— Больше тот парень вам ничего не сказал? — спросил полковник.

— Нет. Только: от друзей Леонида Павловича, и сразу же ушел.

— А самого Леонида Павловича вы давно видели? — поинтересовался Хаблак, внимательно глядя на Мащенко: ведь Гудзия вчера вечером арестовали. Возможно, эта женщина, узнав об аресте, испугалась и прибежала в милицию.

— С того времени, как попросил меня о полиэтилене, не встречались. Я хотела позвонить ему, но как-то не осмелилась. Ведь если он знает о трех тысячах, выходит, заодно с ними, то есть с теми, кто заплатил, а такие деньги даром не платят...

— Да, не платят, — подтвердил Хаблак. — Кстати, Леонида Павловича Гудзия вчера арестовали.

Мащенко остолбенела, лицо у нее перекосилось и стало землистым. Сыграть так не смогла бы даже талантливая актриса, и Хаблак убедился в безосновательности своих подозрений. Налив воды, подал женщине, однако она не взяла стакан, глотнула воздух и прошептала:

— Значит, и я... Выходит, и я вместе с ним...

Полковник сказал:

— Успокойтесь, Лидия Андреевна. Сейчас мы вызовем понятых, составим акт, а вы садитесь здесь и напишите обо всем, что сообщили. Надеюсь, вы никуда не спешите?

— Не все ли равно, вы ведь меня тоже арестуете?

Полковник снисходительно улыбнулся, взглянул на Хаблака, будто советовался с ним.

— Зачем такие крайности? Возьмем подписку о невыезде, вы ведь сами пришли к нам...

— И в самом деле отпустите меня?

— Никто с вас вины не снимает, — подчеркнул полковник. — Но вы помогли следствию, признали свою вину, и суд определит вам меру наказания. Мы же задерживать вас не будем.

Видно, Мащенко ждала значительно худшего: губы у нее задрожали, даже всхлипнула. Теперь уже схватила стакан с водой и выпила чуть ли не до дна. Потом подняла мокрые глаза, усмехнувшись жалобно и благодарно.

— Я напишу, — сказала быстро, — я все сделаю, у меня с души... камень свалился.

Через полчаса, уладив формальности и отпустив Мащенко домой, Хаблак приказал привести к нему задержанного вчера Червича. Видел его лишь однажды на берегу — в длинных сатиновых трусах — и был немного удивлен, когда Червич появился в приличном импортном костюме, отглаженной рубашке и ярком галстуке.

Лукьян Иванович остановился на пороге, сразу узнал Хаблака и покачал головой.

— А я, старый дурак, его ухой угощал, — сказал с досадой. — Веслом по кумполу надо было, а мы уши поразвешивали.

— Садитесь, Червич, — велел Хаблак сухо, — и без болтовни. Скажите лучше, для чего вам понадобилась взрывчатка?

— И из-за этого задерживаете порядочных людей! — искренне удивился тот. — Сразу бы спросили, а то обыск, перед соседями опозорили... Как теперь в глаза смотреть? Ну поглушили немного рыбы, не такое уж преступление. Я ее во время войны противотанковыми гранатами... Когда-то на Волыни на классное озеро наткнулись — чистое, глубокое, леса вокруг, швырнул гранату, верь не верь, а щуки пудовые — ох и полакомились!..

Старик любил поболтать, и остановить его было трудно. Хаблак выслушал всю эту тираду и спросил:

— И где же вы теперь глушили рыбу?

— На озерах возле Плютов и на Козинке. Ее сейчас перегородили. Вот и сделалось там большое озеро.

— Сын привозил вам взрывчатку и вы там же использовали ее?

— Точно. Я летом всегда на днепровском острове стою, были же сами у меня, видели.