Скифские империи. История кочевых государств Великой степи

Подобная же участь ожидала и Северское княжество, доставшееся в наследство детям Андрея[248], младшего сына Дмитрия Донского, которое во время войны с Польшей попало в руки Ивана III. Северского князя доставили в цепях в Москву, где он вскоре скончался в своей темнице, и царь на смертном одре завещал его княжество своему второму сыну Юрию, чей преемник Василий Северский впоследствии лишился и княжества, и самой свободы из-за своего вероломства и чрезмерных амбиций. Двое его двоюродных братьев, еще один Василий и Дмитрий, владели замками недалеко от его столицы Новгород-Северского, и он, захватив владения первого, заставил несчастного отправиться в изгнание, а второго ложно обвинил перед царем Василием IV в измене и получил приказ взять его любой ценой и без промедления доставить в Москву. Тогда Северский распорядился подстеречь Димитрия, который был уже не молод, и схватить его в лесу во время охоты. Того отправили в Москву, и его сын, бежав к крымским татарам, просил их помощи в спасении отца от рук московитов, и, чтобы они охотнее помогли ему, он отрекся от своей веры и перешел в мусульманство. Но, к несчастью, им овладела непреодолимая и безнадежная страсть к молодой татарке из Бахчисарая, и при попытке вывести ее под покровом ночи из гарема отца, который отказался с ним говорить, их обоих застрелил стражник у ворот сурового старика. Узнав о бегстве молодого князя к его врагам, царь велел поместить Дмитрия под еще более строгий надзор; но в 1519 году, когда страдалец узнал о безвременной кончине сына, им овладело такое горе и отчаяние, что он отказался от всякой пищи и умер через несколько дней. Однако вскоре после гибели злосчастной жертвы Северского последовал и его собственный крах: перед царем Василием его обвинили в том, что он приписал Дмитрию измену для того, чтобы скрыть собственные мятежные козни, которые тот мог бы раскрыть, и во время долгого и безнадежного заточения, окончившегося лишь с его смертью, он доказал, как опасно и ненадежно полагаться на благосклонность подозрительного и деспотичного тирана и как неустойчив любой союз, если в нем нет ни капли верности и правды. Он отказался прибыть в Москву по первому вызову, пока ему не предоставят охранную грамоту, гарантирующую ему полную безопасность и скрепленную торжественной клятвой государя и митрополита; ему сразу же прислали желаемую грамоту, и он, забыв об осторожности, доверился слову монарха, чье вероломство и неискренность могли сравниться с его собственными. В то время ходили слухи о нескольких перехваченных письмах от него польскому королю, в которых он выражал желание перейти на сторону Польши; однако представляется более вероятным, что поскольку Новгород-Северское княжество было тогда единственным независимым от Москвы, где еще оставались укрепленные города и замки, то Василий сам распространил эту выдумку, чтобы иметь благовидный предлог для захвата его владений. Когда Северский, положившись на гарантию безопасности, полученную от царя, собирался уже войти в столицу, некий юродивый взял метлу и стал мести улицу, а когда его спросили, что это он делает, он воскликнул: «Держава государя еще не совсем очищена, но теперь настает пора вымести из нее всякую нечисть».

Ростов и Ярославль, наследие Юрия и Василия, двоих братьев Ивана III, тоже были захвачены и прибавлены им к его обширным владениям; Юрий бежал в Ливонию, а Василия, которому повезло меньше, схватили и заковали в кандалы, но он оказался слишком немощен для такого сурового испытания и вскоре умер в Москве. Говорят, что после этого царя жестоко мучили угрызения совести, поскольку он вряд ли ожидал, что его жестокость будет иметь столь скорый и роковой исход; и если у него еще оставались чувства, то он вполне мог ощущать на себе бремя вины за братоубийство; однако, заявив об искреннем раскаянии, он легко получил прощение от угодливого митрополита; и в годы правления царя и его преемника темницы и монастырские кельи его столицы полнились его несчастными родственниками, в основном мятежными, которых он много лет безжалостно держал в самом строгом заточении.