Новгород только что пал после семилетней войны, и взятая там добыча обогатила сокровищницу царя: армия, хорошо снаряженная, обеспеченная всем необходимым, воодушевленная своими победами на севере, теперь могла встретить недруга лицом к лицу; крымский хан в союзе с Москвой отправился к ней на помощь в Литве; но Ивану, хотя он и вступил в противостояние, по-видимому, всегда не хватало самообладания и мужества; опасаясь потерять все из-за преждевременного удара, он был охвачен внезапным приступом страха и нерешительности, когда он осознал, какую поднял бурю и что она вот-вот обрушится, как ему представлялось, прямо на его голову. Царицу для пущей безопасности он отправил в Белозерский монастырь, а сам бы охотно засел в укрепленной столице и договорился бы о перемирии с врагом, но отступать уже было поздно. Казалось, вся Россия взяла в руки оружие, чтобы вступить в смертельную борьбу; и крестьяне с топорами, и дворяне с луками спешили навстречу вражеской конницы; и царевич, который командовал передовыми московскими силами на Оке, откуда Иван в спешке отступил к Москве, и был готов решительной обороной ответить на все попытки монголов переправиться через реку, отказался подчиниться категорическому приказу отца оставить свои позиции и вернуться. Взволнованный народ обвинял своего государя в низкой трусости, за чем неизбежно последовал бы мятеж, если бы Иван вовремя не прислушался к дружественному голосу и предостережению церкви. «Когда такие тьмы народа погибли и церкви Божии разорены и осквернены, кто настолько каменносердечен, что не восплачется о их погибели! – восклицает святой отец, обращаясь к своему государю, который с тревогой осведомился, нельзя ли еще о чем-то договориться. – Устрашись же и ты, о пастырь – не с тебя ли взыщет Бог кровь их, согласно словам пророка? И куда ты надеешься убежать и где воцариться, погубив врученное тебе Богом стадо? Слышишь, что пророк говорит: «Если вознесешься, как орел, и даже если посреди звезд гнездо совьешь, то и оттуда свергну тебя, говорит Господь»… Не слушай же, государь, тех, кто хочет твою честь в бесчестье и славу в бесславье превратить, и чтобы стал ты изгнанником и предателем христиан назывался»[246]
. Уважаемый епископ Ростовский Вассиан смело обратился с письменным увещеванием к царю, в котором среди прочих доводов приводит и такой: «Ты боишься смерти, но ведь ты не бессмертен! Ни человек, ни птица, ни зверь не избегнут смертного приговора. Если боишься, то передай своих воинов мне. Я хотя и стар, но не пощажу себя, не отвращу лица своего, когда придется стать против татар»[247].Стыдясь своей нерешительности, вызвавшей столь унизительные упреки, Иван вернулся в лагерь на Оке, к которой подступали хорошо вооруженные и опытные татарские войска под командованием Ахмада; однако их авангарду, двигавшемуся в нескольких верстах перед основной армией, суждено было исправить бесчестье и медлительность Ивана и обратить ход и судьбу кампании в пользу Москвы и царя. Быстрым броском по степям эскадроны под началом звенигородского воеводы и царевича, с отрядом татар под командованием их крымского союзника сумели ускользнуть от бдительного ока врага, проникли в самое сердце Дешт-и-Кипчака, взяли город Сарай, который разрушили до основания, и поспешно вернулись к своим границам, прежде чем монголы успели закончить стремительное и беспорядочное отступление. Однако движение мусульман, которые немедленно получили известие об этой внезапной атаке, было перехвачено гетманом донских казаков, от рук которых полегло более трети татарского войска в страшной битве на волжских берегах, а остальные обратились в бегство. Немногие из рассеянных беглецов, слабые и израненные, наконец-то добрались до тлеющих пепелищ, где когда-то стояли их дома, и объявили испуганным и разоренным соплеменникам, которые, обезумев от тревоги, выбежали им навстречу, о полном разгроме хана и о том, что Русь навсегда освободилась от их хватки, в которой они держали ее на протяжении стольких веков.