Скифские империи. История кочевых государств Великой степи

Русский священнослужитель по имени Иона, который стал его преемником на посту московского митрополита, впоследствии обратился к папе с длинным письмом[244], где указал на возражения русской церкви против римских доктрин, и после смерти соотечественники внесли его в длинный перечень своих святых. В правление его преемника Феодосия, избранного митрополитом в 1462 году, Иосиф, патриарх Иерусалимский, спасаясь от гнета египетского султана, отправился из Палестины в Россию с намерением найти там приют, но смерть застигла его еще до того, как он успел уехать дальше крымской Каффы. Его брат, однако, прибыл в Москву с благодарственными письмами к митрополиту и был рукоположен в архиепископы Кесарии синодом русских епископов; этой был первый засвидетельствованный случай вмешательства России в дела церквей Востока. Через пять лет после избрания Феодосий добровольно отрекся от своего высокого сана и ушел в Чудов монастырь, где, приведя к себе в келью бедного и слабого старика, он прислуживал ему и, смиренно подражая Божественному Учителю, ежедневно обрабатывал его язвы и омывал ноги. Его преемником в сане митрополита стал священник по имени Филипп. В 1587 году, спустя почти полтора века после падения Константинополя, греческий патриарх Иеремия прибыл в Россию, чтобы просить денег и помощи для восстановления оскверненных церквей Византии, и в благодарность за оказанный ему в Москве почетный прием одарил ее митрополита патриаршим титулом. Но в 1475 году, во время понтификата Павла II, возникла еще одна возможность поместить пространную Российскую империю под отеческую власть главы латинской церкви. После падения Византии Фома Палеолог, брат последнего императора Константина и деспот Мореи, в течение шести лет держался на своем полуострове против турок; но греческие города поддавались захватчикам один за другим, и он бросил тщетные попытки защитить свою провинцию и уехал в Рим вместе с дочерью Софьей, единственной наследницей его династии; и там, приняв западное католичество, они жили под покровительством папы, получая от него пенсию в 5 тысяч ливров. После смерти царицы Марии, оставившей лишь одного сына, ее супруг Иван предложил отдать ему в жены греческую принцессу, и Павел, надеясь, что Софье удастся обратить царя, охотно рекомендовал ее отцу принять предложение и послал ее в Россию в сопровождении кардинала Антония и большой и блестящей свиты. Чтобы произвести впечатление на внушаемый народ, Антоний заявил, что намерен публично прошествовать в Москву с высоко поднятым распятием в окружении католических священников. Но против этого с негодованием выступил митрополит Филипп, сказавший царю: «Если ты его почтишь, то он – в одни ворота в город, а я – в другие ворота вон из города! Не только видеть, но и слышать нам о том не годится; кто чужую веру хвалит, тот над своею верою ругается». Надеждам католиков не суждено было сбыться также и по причине легкомыслия самой Софьи, которая, даже не попытавшись убедить супруга признать папский престол, сразу же по прибытии в Москву согласилась соблюсти обычай, требуемый от русской царицы, и перешла в русскую веру.

Все государство было охвачено уверенностью, что в 7000 (1491 нашей эры) году наступит конец света, и потому чем ближе подходил этот срок, тем в большее уныние погружалась Россия. Бояре строили церкви в надежде искупить грехи; разбойники с большой дороги сдавались властям или постригались в монахи; стране угрожал голод, так как народ совершенно забросил сельскохозяйственные работы, считая, что к следующему лету на свете не останется никого в живых, чтобы пожать плоды их труда. Разбойные шайки в то время наводнили страну от края до края, против них принимались жесточайшие законы, и каждый вор, застигнутый с поличным, но не достойный смертной казни, подвергался ужасным пыткам; Иван также постановил, чтобы светские законы применялись и к священникам, которые до той поры судили исключительно по церковному уставу, так что однажды, когда судья велел повесить священника за воровство и митрополит изложил это дело перед государем, тот коротко заметил: «По древнему отечественному обычаю повесили не священника, а вора» – и отпустил судью без упрека. Казнили всегда повешением или удавлением; если кто заставал вора на месте преступления, он имел право убить его безнаказанно при условии, что впоследствии доставит труп в суд и объяснит все обстоятельства произошедшего. Никто из подданных не имел права пытать другого, даже раба, и преступников привозили в Москву или в один из крупных городов на суд; однако это, как правило, происходило только зимой, поскольку летом военные походы отвлекали внимание властей от прочих дел. Иван обычно выставлял на поле 150 тысяч человек, исключительно всадников, так как до царствования его сына пехота, по всей видимости, никогда не входила в регулярную армию Москвы. Обычно в течение теплых месяцев лета они стояли лагерем подле Москвы; и 20 тысяч человек ежегодно составляли гарнизоны многочисленных крепостей или охраняли незащищенные берега Дона.