Скифы

— А что? — спросил ирокез с внезапной злостью. — Разве вы не растаптываете старую мораль?

— Мы создаем свою, — возразил Раб Божий елейно, — а это две большие разницы!

Ирокез переступил с ноги на ногу. Лицо все больше краснело, словно его, как рака, держали в кипящей воде.

— А может, я тоже… — просипел он.

— Что?

— Ну, создавать…

Корчмовцы откровенно улыбались. А расхохотаться им не давали только ссадины и кровоподтеки на челюстях. Крылов ощутил, что парень уже начинает пятиться, сейчас уйдет, хотя еще не сделал движения, но в душе уже отступил, уже поворачивает..

— Ребята, — сказал он громко, — а если он Аморальник только для той морали, старой? Которую мы тоже не принимаем? Ну, у него свои формы протеста!.. Это можно даже назвать борьбой… при наличии особой фантазии. Не гоните его в шею… но и не подпускайте близко. Если он так рвется поучаствовать, то дайте ему место… в штрафном батальоне, к примеру.

Ирокез взглянул с такой горячей благодарностью, что Крылову стало неловко. Как будто жизнь мальцу спас, а не послал под огонь на передовую. Позволил умереть, так сказать, за Великое Дело.

Похоже, все подумали об одном и том же. А Тор сказал уже как своему парню:

— А что доллары гавкнулись, то не жалей, не жалей! Деньги всегда нужно срочно пропить, так как потом их просто не будет…

Когда ирокез ушел с каким-то заданием от Klm, Откин сказал глубокомысленно, без привычного смешка:

— Умирает старый еврей от дизентерии, просит врача: запишите, прошу вас, что я умер от сифилиса! Тот ахнул: да зачем же такую гадость?.. А пусть внуки думают, отвечает умирающий, что их дед умер как мужчина, а не как засранец…

В своем дворе, к великому удивлению, встретил Алексея. Сперва не узнал: из подъезда вышел незнакомый плотный солидный мужчина, круглое лицо, в руке портфель из коричневой кожи…

Тот первым заулыбался, махнул рукой. Крылов с изумлением узнал человека, которому сказочно повезло первым встретить Яну. Сказочно и несправедливо, просто слепой случай. А мог бы и он оказаться там в это время…

Под ложечкой болезненно заныло, а во рту ощутил горечь, будто глотнул настойку полыни.

— Привет, — сказал он удивленно. — Что с тобой? Ты враз так осолиднел… И пинджак с карманами в такую жару! Да еще этот портфель…

Алексей с жаром пожал ему ладонь. За это время он как-то одновременно и похудел, явно беготни много, и будто потолстел, или так держится, как актер, что умеет изобразить как толстого, так и худого.

Он хохотнул:

— Я ведь теперь — глава движения! Мне так положено. Да знаю-знаю, что ты думаешь… Этих партий и движений как собак нерезаных. Но ты ведь сам понимаешь, сейчас время именно для нас. Сильных и хищных!

Он снова захохотал. Зубы у него белые, ровные, явно чистит два раза в сутки, улыбка располагающая, отрепетированная перед зеркалом.

— А ты чего ко мне заглядывал? — поинтересовался Крылов. — Без звонка, странно как-то…

Алексей развел руками, брови взлетели в великом изумлении:

— К тебе? Вот эгоист! Да только в том подъезде сорок семей!.. Но ты почти прав, я побывал на твоем этаже.

Крылов спросил чужим голосом:

— Ты был у…

— Точно, — сказал Алексей обрадованно, словно Крылов подарил ему миллион. — У твоих соседей. Да ты не кипятись, не кипятись!.. Как будто я за тобой шпионю! Честно. Просто я приходил к твоим соседям. Это ведь мои потенциальные избиратели, потенциальные члены моей партии… или движения… Черт, все еще путаюсь, как его называть. Как думаешь, что в перспективе значительнее?

Крылов задержал дыхание, из груди рвется мат. Как будто мало по Москве дебилов, семей дебилов! Но он пришел именно сюда!

— Назови организацией, — сказал он зло. — Почему нет?

Алексей на миг призадумался.

— Организация? Это неплохо… Организация подразумевает дисциплину, полный контроль вожака, подчинение нижестоящего вышестоящему, а те подчинены мне, стоящему на вершине… Но, боюсь, будут затруднения с регистрацией. Да и сами затрудненники плоховато поддаются дисциплине, сам знаешь… Гм, ну ладно, я побежал! Увидимся.

— Удачи! — сказал Крылов.

Только в Корчме да самые близкие знали, что пожелать удачи — значит обозвать дебилом. Мол, сам не способен ничего добиться, получить, суметь, заслужить, а может рассчитывать только на то, что упадет с неба…

Алексей на ходу оглянулся, прокричал:

— Спасибо! Кстати, Яна передавала привет…

Он скрылся, а Крылов на всякий случай прислонился к стене дома, настолько разом ослабели ноги. Вряд ли этот соврал, хотя мог для пользы дела брякнуть и что-нибудь для него приятное. Такие вот живут по Карнеги: людям надо говорить только хорошее, тогда их можно обобрать до нитки. Нет, он бросил как приятное, но мелкое, что не жалко. Ведь не может же он, толстый и рыжий, да еще в очках, стать на пути такого крутого? Основателя партии или движения? Ведь провинциалка не разберется в тонкостях, для нее глава партии почти что глава правительства…

Домой вернулся, дед спит в кресле, газета на коленях, откинулся на мягкую спинку, похрапывает. Стараясь не шуметь, Крылов на цыпочках прокрался мимо, вытащил из холодильника колбасы, взял хлеба и ушел в комнату к компу.